И тогда ты умрешь - Айрис Джоансен

– Переговорить с ним?

– Нет-нет, я сам поговорю, – торопливо ответил Эстебан. Столь важную часть операции он не мог поручить никому из подчиненных. Этому юнцу, Джефферсу, предстояло сыграть ключевую роль. – Где он сейчас?

– Здесь, в Вайоминге. В Шайенне. Отель «Мажестик». Надо сказать, вонючая дыра.

– Я приеду завтра утром. Встречайте меня в аэропорту. Перес сообщит вам номер рейса.

Эстебан отключил телефон и откинулся на спинку кресла. Итак, Грейди скоро умрет, а главное действующее лицо операции наконец найдено.

А значит, перспективы у полковника Эстебана неплохие!

* * *

Дневной свет лился в окно сквозь кружевные шторы. Бесс всегда нравился такой мягкий, слегка рассеянный свет. Она купила эту кружевную материю в Амстердаме, сама подшила шторы и украсила их по периметру скромной каймой. Она и для Эмили купила такие шторы, Эмили повесила их в комнате Джули. Она еще удивлялась тогда, что Бесс понравились белые кружева, и говорила, смеясь, что они совершенно не вяжутся с ее обликом…

Эмили!

Острая боль пронзила Бесс, и она зажмурилась, не желая смотреть на мир, в котором больше нет ее сестры.

– Не засыпай.

Она открыла глаза. Кальдак сидел на стуле возле ее кровати.

– Ты проспала десять часов, – негромко сказал он. – Теперь тебе надо поесть.

Бесс помотала головой.

– Надо. – Кальдак поднялся на ноги. – Сейчас я разогрею суп и сделаю сандвич.

– Я не хочу есть.

– Тем не менее тебе это нужно. А пока прими душ и оденься.

С этими словами он вышел из комнаты, а Бесс отметила про себя, что он вновь стал прежним Кальдаком – решительным и властным. Подумать только, что накануне этот человек нес ее на руках, укачивал на коленях, словно маленького ребенка, и страдал вместе с ней…

– Ты встала? – послышался из кухни голос Кальдака.

К черту! Никуда она не пойдет. Надо опять заснуть и забыть о том, как выглядела Эмили в гробу.

Кальдак вошел в спальню, помог ей подняться и подтолкнул в сторону ванной.

– Учти, если не выйдешь через десять минут, я взломаю дверь и выведу тебя. Ей захотелось ударить его.

– Оставь меня в покое!

– Бесс, жизнь продолжается. Нельзя все время валяться в постели. Нужно действовать.

– Прекрати меня воспитывать. Ты не знаешь, насколько…

Но его уже не было в комнате.

Бесс захлопнула за собой дверь ванной и в изнеможении прислонилась к ней. По ее щекам текли слезы.

– Пусть все катятся к черту, – шептала она. – Будь проклят Эстебан, который убил Эмили и швырнул в яму, как мусор. Чудовище. Грязный, бездушный выродок. – Бесс! Осталось пять минут.

Когда же он наконец отвяжется от нее?! Он так похож на Эмили, вечно он…

Неужели теперь все будет напоминать ей об Эмили? Не может Кальдак быть похожим на ее сестру. Другой Эмили нет. Эмили была умной, доброй, ласковой. А этот монстр ее убил.

Бесс машинально включила душ и сбросила одежду, ступила под горячую струю. Когда-то она считала, что достаточно показать чудовищ миру – и этот мир изменится. Но на самом деле чудовища всем известны, а Эмили все-таки погибла. Чудовище топчет землю, дышит воздухом, жрет, хохочет, брызжет слюной, а Бесс стоит под душем и хнычет, что никто ничего не делает. И в Тенахо никто ничего не делал, и в Данзаре…

А что сделала она сама?

– Бесс!

Сквозь матовое стекло двери она различала темную фигуру Кальдака.

– Кальдак, уходи.

– Я жду тебя к обеду.

– Уходи.

Дверь ванной начала медленно приоткрываться.

– Вон отсюда! – Бесс с силой захлопнула дверь. – Оставь меня в покое наконец!

Кальдак все стоял за дверью, по-видимому, не понимая, почему она так взбесилась. Да Бесс и сама себе удивлялась. Удивлялась тому, как быстро ее ярость достигла высшей точки. Кулаки были сжаты так, что ногти впивались в ладони. Ярость слепила ее.

– Я только повесил халат на крючок, – спокойно произнес Кальдак и наконец отошел.

Бесс осталась одна. Нет, не одна. С ней был образ Эмили. Той Эмили, которую она видела в морге. Сумеет ли она когда-нибудь представить себе, какой ее сестра была прежде? Или это последнее, смертное воспоминание навсегда заслонит прошлое?

Хватит. Нельзя распускаться. Сейчас она опять разревется, а ей нужны силы. Нужно взять себя в руки и составить план. Она не имеет права на слабость. Эмили на ее месте нашла бы в себе мужество.

Эмили знала, что показывать миру чудовищ – мало.

Чудовищ надо уничтожать.

Бесс провела в душе почти час. Когда она вошла в кухню, Кальдак поднялся из-за стола и поставил миску в микроволновую печь.

– Суп остыл. Сейчас подогрею.

На долю секунды на губах Бесс показался призрак улыбки.

– Ты собираешься кормить меня на кухне? Твоя мама этого не одобрила бы.

– Садись. Моя мама понимала, что такое чрезвычайные обстоятельства.

– Это хорошо. – Бесс села на табуретку. – Прости… Я не должна была кричать на тебя. Ты делал то, что тебе казалось правильным.

– Я не сержусь.

– Вчера ты был очень добр ко мне. Спасибо.

– Ради бога, не благодари меня. – Он внимательно посмотрел ей в глаза. – Ты в порядке?

Смеется он над ней, что ли? Как она может быть в порядке, когда Эмили нет на свете, а Эстебан все еще жив?

– Да.

– Я сам вижу, что нет. Ты белая как бумага. Я же понимаю, ты держишься из последних сил.

– Я хорошо себя чувствую, – упрямо возразила Бесс.

– Я сегодня звонил доктору Кенвуду. Он говорит, что Джози идет на поправку.

– Когда операция?

– Пока трудно сказать определенно. – Кальдак поставил перед Бесс дымящуюся миску с супом. – Девочка потеряла много крови.

«Эту кровь тоже пролил Эстебан», – подумала Бесс и спросила:

– Джули и Тому сообщили про Эмили?

– Нет еще. Они до сих пор в Канаде, и нам не удалось с ними связаться.

– И хорошо. Не надо, чтобы они знали.

– То есть как?

– Они сразу полетят сюда, а это опасно. Ты же сам говорил, что Эстебан может охотиться и на них.

Кальдак кивнул.

– Дежурство на стоянке будет пока продолжаться.

– И еще… Я не хочу, чтобы они увидели Эмили… такой. – Бесс с трудом проглотила слюну. – Том наверняка потребует, чтобы открыли гроб, и увидит… Увидит то, что не надо видеть никому. Пусть ее похоронят по-человечески. Я могу тебя попросить, чтобы ее завтра тихо похоронили? Я потом отведу Джули на кладбище, она будет знать, что ее мать похоронена достойно.