Мой ненастоящий - Джина Шэй

— С-с-стерва… — тихо шепчет Городецкий, сжимая кулаки. Это не мне, это Лане. Но что-то я не вижу, чтобы эти кулаки сейчас обращались против обозначенного врага.

— Юр, ты ведь не будешь… Ты ведь не такой… — выдыхаю, слабея, с каждым словом.

Он смотрел на меня так, будто сожрать хотел. Еще сорок минут назад! Он держал меня за руки и просил дать ему шанс.

А сейчас он молчит. И стоит на месте.

Неужели в этом ненавистном мне мире доверять нельзя вообще ни одному мужчине?

— Мне жаль, Марго, — наконец тихо произносит он, и я явственно чувствую, что он уже начал себя уговаривать, — может быть, тебя успокоит, что я постараюсь… Бережно…

Бережно побить. Как это — мне интересно? Хотя на практике, пожалуй, не надо.

Я делаю шажок влево — без особой пользы. Обстановка в комнате скудная, кровать, какое-то трюмо в углу, шкаф, телек на тумбочке. А стульев нет, ни одного, обороняться мне нечем.

И бежать некуда.

Единственный путь к отступлению — дверь, за спиной Юры. На окнах — и тех решетки.

— Я не хочу, — произношу, на всякий случай, — я против этой схемы, Юр. Я за то, чтобы посадить Ветрова за реальные преступления, а не фальсифицировать вот это. Нам нужен другой план.

— Не будет другого плана, — он наблюдает за мной из-за полуприкрытых век. Я это вижу. — Действовать надо сейчас, пока Ветров не спохватился. На опережение. Думать и метаться некогда.

— Мы все еще можем вернуться. Отказаться от помощи Ланы и…

— Ну да, — губы Городецкого изгибаются в жесткой улыбке, — только есть между нами разница, Марго, если тебя за твой побег он особо не тронет, то меня за предательство вышибет, да еще закопает заодно. Нет уж. Лучше я его. Назад пути нет. Ни у кого из нас.

Это его последняя капля, последнее слово. Именно после этого Городецкий шагает ко мне.

Я взвизгиваю и бросаюсь в сторону.

Он ловит меня за руку и сильным толчком швыряет в сторону шкафа. Удар…

Первый из всех, на этом Юра точно не остановится, а я уже без кислорода в легких и с темными точками перед глазами.

— Урод, — я шиплю, пытаясь продышаться, — после этого даже не надейся со мной…

— Ничего, — хрипло роняет Городецкий, — мне будет на что оплакать это горе.

Даже интересно, за какую сумму этот Иуда продал меня этой стерве?

И…

Боже, как я ему поверила? Так смотрел на меня… Поди и смотрел-то, думая о тех деньгах, что ему заплатили за то, чтоб выманить меня из квартиры Ветрова. Он не рассчитывал, что бить поручат ему. Думал, потом благородно дуть на вавки и жалеть, намекая на всяческие продолжения?

Мерзость.

— Ты все еще поймешь, Рит, — пальцы Городецкого смыкаются на моем свитере, чтобы дернуть мое тело вверх, поставить на ноги, — и ты скажешь мне спасибо, за то, что я не дал тебе отступиться.

— Не надейся, — рычу из последних сил, — я не скажу ни слова из вашего бреда. Не буду врать.

— Значит, «бережно» отменяется, Марго, — тон моего врага становится совершенно равнодушным, — ты передумаешь. Я тебя заставлю.

Он не сомневается. И не собирается останавливаться. Кажется, деньги действительно немаленькие.

Это последнее, что я успеваю подумать.

Сильный, хлесткий удар по голове швыряет меня назад. Лопатками об пол.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍В ушах звенит от боли. Из-за этого звона я даже не осознаю сразу: удара было два.

Один — достался мне.

Второй — могучий, страшный, громкий — входной двери…

— Артур, ты что, коллекционер? Все, мать твою, пробки на себя собрать решил?

Водитель виновато втягивает голову в плечи, ощущая, что я очень близок к той грани, после которой могу только убивать и раскатывать людей в блинчики.

Я ненавидяще смотрю на светофор, слишком медленно перемигивающий с красного на зеленый.

Слишком долго.

Сколько можно еще?

Нужно было ехать одному. Так было бы быстрее!

Первый побег Маргаритки отдавался во мне азартом охотника, этот — холодным предчувствием какого-то дерьма. И избавиться от него никак не получается.

Мы потеряли слишком много времени на отвлекающий маневр Городецкого, передавшему телефон Цветочка какому-то своему приятелю, пустившемуся петлять по Москве и водить меня за нос.

Мы его перехватили, хоть это и была ушлая и вертлявая тварь!

Теперь одним бывшим другом у Городецкого больше. Сомневаюсь, что приятель простит Городецкому то, что по его вине ему сломали руку.

Звонок раздается не то чтобы вовремя, но все-таки кстати.

Информационник в кои-то веки явился с новостями. Я уже почти спланировал приказ на его увольнение, как самого лютого тормоза моей конторы.

— Ну, — рявкаю в трубку, намекая чтоб говорил сразу. Без долгих предисловий.

— Два миллиона, Владислав Каримович, — торопливо сообщает мне Паша, — вчера поступили на его счет.

— Кто переводил? — обрубаю лишние объяснения. Зная Пашу — он сейчас именно в них и ударится. — Только не говори мне, что ты это не пробил.

Нет, вряд ли это Сивый. Слишком дорогое вложение. Да, взять с меня можно больше. Но для этого ублюдка — неоправданный риск. Только если у него будут гарантии того, что деньги окупятся и самому Федору Михайловичу точно ничего не будет.

— Михальчук. Лана Михальчук.

Я сбрасываю, невидящими глазами глядя в окно машины.

Звездочка ж ты, папина, что ж у тебя настолько мало мозгов-то, оказывается. Я надеюсь, ты все-таки достаточно умна и с головы моего Цветочка не упало ни волоса. Потому что иначе…

— Владислав Каримович, прога, — воет водитель и я, приходя в себя, разжимаю пальцы на телефоне. Стекло на дисплее треснуло, до того сильно я его сжал. А телефон нужен, именно в моем телефоне доступ к программе впаянного в брелок на ключах Цветочка локатора.