Power and Progress - Daron Acemoglu;Simon Johnson;

в 1767 году: "Всеобщая польза от огораживаний, я считаю, полностью доказана, причем настолько ясно, что не допускает больше никаких сомнений среди здравомыслящих и непредвзятых людей: те, кто сейчас выступают против этого, просто презренные кавилеры". Если смотреть через эту призму, то лишение бедных и необразованных людей их обычных прав и общих земель было приемлемо, поскольку новые порядки позволят внедрить современные технологии, а значит, повысить эффективность и производить больше продовольствия.

Все большее число крупных землевладельцев стремилось заручиться поддержкой общественности и одобрением парламента, и Янг стал полезным союзником. Здесь была тщательная оценка того, что необходимо сделать в национальных интересах, и если эта перспектива говорила, что отказ от традиционных прав и принуждение сторонников необходимо для прогресса, то это была цена, которую британское общество должно было заплатить.

К началу 1800-х годов, однако, побочный ущерб от огораживаний стал очевиден, по крайней мере, для тех, кто хотел его видеть. То, что тысячи людей были насильно ввергнуты в еще большую нищету, вполне устраивало Мальтуса. Возможно, удивительно, что реакция Юнга на эти события была совершенно иной.

Несмотря на предрассудки своего времени, Янг в душе был эмпириком. По мере того, как он продолжал путешествовать и наблюдать из первых рук за тем, что происходило по мере вступления в силу огораживаний, его эмпирические выводы все больше вступали в противоречие с его взглядами.

Еще более примечательно, что в этот момент Янг изменил свою позицию в отношении огораживаний. Он продолжал считать, что консолидация открытых полей и общих земель приведет к повышению эффективности. Но он понимал, что на карту поставлено гораздо больше. То, как упразднялась общая собственность, оказывало большое влияние на то, кто выигрывал, а кто проигрывал от изменения сельскохозяйственных технологий. К 1800 году Янг полностью изменил свои рекомендации: "Каково бедняку, когда ему говорят, что палаты парламента чрезвычайно бережно относятся к собственности, в то время как отец семейства вынужден продавать свою корову и землю?".

Он утверждал, что существуют различные пути реорганизации сельского хозяйства; землю можно консолидировать, не попирая права простых людей и не отбирая у них средства к существованию. Нет необходимости полностью экспроприировать сельское население. Отсюда он пошел дальше и сформулировал тезис о том, что предоставление сельской бедноте средств к существованию, таких как корова или козы, не является препятствием для прогресса. Они могут лучше содержать свои семьи и, возможно, будут более привержены обществу и даже больше сочувствовать статус-кво.

Возможно, Юнг даже понимал более тонкую экономическую истину: после экспроприации бедные крестьяне станут более надежным источником дешевой рабочей силы для землевладельцев - возможно, это одна из причин, почему многие землевладельцы стремились их экспроприировать. И наоборот, защита их основных активов могла бы стать способом обеспечения более высокой заработной платы в сельской экономике.

Когда Янг выступал в защиту загонов, он был высоко ценимым экспертом, отмеченным британским истеблишментом. Как только он перешел на другую сторону, все изменилось, и ему больше не разрешалось публиковать все, что он хотел, от имени Совета по сельскому хозяйству. Его аристократический босс в совете дал понять, что любые взгляды против огораживаний не приветствуются в официальных кругах.

История движения за огораживание является наглядной иллюстрацией того, как убеждение и экономические интересы определяют, кто выигрывает от технологических изменений, а кто нет. Взгляды британских высших классов на то, что такое прогресс и как его достичь, имели решающее значение для реорганизации сельского хозяйства. Это видение, как обычно, во многом пересекалось с их корыстными интересами - отъем земли у бедных без компенсации или с минимальной компенсацией был явно выгоден тем, кто отнимал землю.

Видение, формулирующее общие интересы, имеет силу даже тогда - особенно тогда, когда есть как проигравшие, так и выигравшие от новых технологий, потому что оно позволяет тем, кто проводит реорганизацию и внедряет технологии, убедить остальных.

Часто приходится убеждать множество избирателей. Трудно было убедить бедных крестьян, у которых отбирали их обычные права. Более реальным и более важным было убедить городскую общественность и тех, кто обладал политической властью, например, парламентариев. Научная оценка Янга о необходимости быстрого развертывания огораживаний сыграла важную роль в этом процессе. Предсказуемо, землевладельцы знали, какие выводы они хотели услышать, и они обнимали Янга, когда он озвучивал эти мнения, и заставляли его молчать, когда он менял свое мнение.

Технологический выбор также имел решающее значение. Даже если говорить языком прогресса и национальных интересов, было много сложных решений о внедрении новых технологий, и эти решения определяли, сколько выигрывает элита и сколько лишений терпят крестьяне. Полная экспроприация обычных прав бедных крестьян была выбором. Теперь мы знаем, что он не был продиктован неумолимым путем прогресса. Общие земли и открытые поля могли существовать дольше, пока британское сельское хозяйство модернизировалось. На самом деле, имеющиеся данные свидетельствуют о том, что эти формы землевладения не противоречили новым технологиям и росту урожайности.

В семнадцатом веке фермеры, работавшие на открытых полях, были в первых рядах тех, кто внедрял горох и бобы, а в восемнадцатом веке они не отставали от тех, кто внедрял клевер и турнепс. На закрытой почве было установлено больше дренажа, но даже в тех районах, где это имело значение, производительность на гектар в 1800 году была выше только примерно на 5 процентов. На пахотных землях с легкими почвами, которые хорошо дренируются естественным образом, и на землях, используемых под пастбища, урожайность фермеров, работающих на открытом поле, была в пределах 10 процентов от того, чего достигли фермеры, работающие на закрытых землях. Выработка на одного работника также была лишь немного выше у фермеров, обрабатывающих закрытые земли.

Реорганизация сельского хозяйства задала тон следующим нескольким десятилетиям экономического развития Великобритании и определила, кто выиграет от этого. Люди с собственностью добились хороших результатов, в том числе благодаря парламентским мерам, когда это было необходимо. Те, кто не имел собственности, не выиграли.

Технологическая модернизация сельского хозяйства стала оправданием для экспроприации сельской бедноты. Помогла ли эта экспроприация повысить производительность труда, в которой так остро нуждалась Британия конца XVIII века? В этом вопросе нет единого мнения, оценки варьируются от отсутствия роста производительности до значительного увеличения урожайности. Но несомненно, что неравенство увеличилось, а те, чьи земли были огорожены, проиграли.

Все это не было неизбежным. Ущемление традиционных прав и усиление бедности в сельской местности были выбором, сделанным и навязанным людям во имя технического прогресса и национальных интересов. И оценка Янга остается в силе: рост производительности мог быть достигнут без того, чтобы ввергать безземельных крестьян в еще большие страдания.