Война под терриконами. Донецкий сборник - Булат Арсал

Как успокоить душу отца, вернувшегося освободителем в родной город, где вместо семьи-разрушенный дом и общая могила жены с двумя маленькими дочками, расстрелянными по наводке соседей как семья ополченца?

Что можно сказать родственникам сотен горожан, которых «азовцы» 16 марта собрали якобы для эвакуации, заблокировали в здании городского драматического театра и подорвали, спешно обвинив в гибели людей русскую авиацию?

А как быть дочери, похоронившей престарелого отца, убитого украинскими десантниками только за то, что тот попросил у них парочку сигарет на русском языке, а потом не захотел кричать нацистские лозунги?

Есть ли слова, способные утешить родителей шестнадцатилетнего мальчика с синдромом Дауна, убитого выстрелом в лоб из пистолета за то, что нацистский ублюдок решил на практике реализовать евгеническую программу гитлеровцев «расовая гигиена»?

Как спится тому укроязычному снайперу, убивавшему походя, сидя на кухне, прохожих, включая маленьких детей и прогуливающихся с колясками мамаш?

Будет ли отомщён каждый из десятков тысяч убитых руками потомков бандеровцев и нацистских выродков, как стервятники слетевшихся со всего мира на Донбасс?

Каждый день, с каждой отрытой могилой мы задавали себе похожие вопросы, но один всё же звучал чаще других: «Какая с…ка, какая тварь родила этих чудовищ?!» Мы смотрели на военнопленных, пытаясь заглянуть некоторым в глаза и, быть может, увидеть в них хоть какие-то муки или угрызения совести, но, увы, перед нами сидели не «азовцы» и не «айдаровцы», а их бывшие холопы, коими считаются до сих пор насильно мобилизованные граждане Украины. Да и что могли нам поведать эти жалкие, ничтожные жертвы собственного малодушия и трусливой робости, допустившие когда-то до власти человеконенавистнических вампиров и откровенных убийц? Теперь они начинали и сами понимать, как из некогда потомков советского народа, растоптавшего коричневую чуму в Берлине в 1945 году, превратились в подневольников нового глобофашизма, оборотились в манкуртов, потерявших генетическую связь с их коренной, истинно великой национальной диаспорой, называемой Русским миром. Они стали нашими врагами, а врага надо уничтожать… Уничтожать, пока он вооружён… Но перед нами стояли военнопленные, которым очень повезло, что для них война закончилась…

К началу сентября количество могил заметно уменьшилось. Мы прощались с Мариуполем в надежде увидеть его после войны цветущим и красивым. А наши подопечные, как нам сказали позже, вскоре были обменяны на наших ребят, попавших в плен к нацистским извергам, и вернулись в свои дома… Живыми и здоровыми.

* * *

Враги России всему миру пытаются внушить, что мы – русские люди – жестокие, без чести, без совести, наглые хамы, не имеющие в душе даже намёка на великодушие и доброту. Возможно, что русский характер во многом парадоксально сложный, не всегда последовательный и труднообъяснимый. Чего в нём только нет! Мы и сами себе часто удивляемся. Но разве мы-то с вами не знаем, что сердце нашего народа в первую очередь состоит из мужества, терпеливости, религиозности, верности и милосердия? Именно милосердия, сводящего на нет злопамятность, смягчающего при встрече даже сильную ненависть к вчерашнему врагу, когда душевная мягкость доводит до самоосуждения, порицания самого себя за жестокое отношение к побеждённому врагу. А сердце народа-это и есть сердце каждого солдата. Сердце русского народа-это и есть сердце каждого русского солдата… какой бы национальности он ни был.

Мариуполь, Донецк.

2022–2023 гг.

Бантики на асфальте

Солнышко заглянуло в окошко и ярким бликом брызнуло в голубые глазки маленькой белокурой «кудряшки», которая тут же закрыла пухлыми ручонками румяное личико.

– Ой! Бабуля! Мне солнечный зайчик пливет пел едал!

– Вот видишь, как тебя утро ласкает, Оленька?! – ответила седовласая пожилая женщина, нежно выравнивая расчёской запутавшиеся белые локоны внучки.

– Это меня солнышко с доблым утлом поздлавляет от мамы и папы. Плавда, бабушка?

– Конечно, малыш, они тебя очень любят и помнят, – чуть дрогнувшим голосом ответила бабушка, мельком смахнула накатившую слезу, поцеловала девочку в макушку и продолжила как можно нежнее вычёсывать сбившиеся за ночь на подушке волосы девочки.

– Бабуля, а почему они мне не сказали, что уезжают и не лазбудили меня? У папы снова командиловка налисовалась?

Прошло мгновение, прежде чем женщина, проглотив ком в горле, смогла еле дрожащим голосом ответить:

– Оленька, они так спешили и просто не хотели тебя будить. И почему командировка обязательно должна была «нарисоваться»?

– А это мама так говолит, когда папа слочно уезжает или не плиходит с лаботы.

– Это мама так шутит, маленькая моя. Папа твой инженер и рисует только чертежи.

– А я знаю, где папа лаботает! Вот! – гордо заявила Оля и чуть скривила рожицу в хитрой улыбке. – Он льёт зелезо на огломном заводе, котолый на самом белегу моля… Бабуля, а как наше моле называется?

– Азовским морем называют. И завод называется «Азовсталь»…

– Лазьве в моле льётся зелезо? Там ведь вода клугом течётся?

Бабушка закончила работу над причёской маленькой принцессы, завязав на макушке два белых банта, нежно приобняла внучку, расцеловала в обе пухлые щёчки, полюбовалась в зеркало своей работой и помогла девочке ступить со стула на коврик.

– Иди уже к себе в спальню и не задавай вопросов, на которые нужно долго отвечать. Нам с тобой надо ещё собираться в дорогу.

Девочка послушно потопала к себе в детскую, а когда за ней закрылась дверь, пожилая женщина обеими руками зажала рот и, еле сдерживая нахлынувшие слёзы, выталкиваемые глухим грудным рыданием, бросилась в ванную комнату, где тут же открыла кран и под шум воды наконец позволила себе зарыдать в голос…

Оля уже заканчивала складывать в розовый чемоданчик самые важные игрушки, которые она привыкла собирать в дорогу на дачу или в путешествие с родителями, когда в комнату зашла бабушка и уже успокоившимся тоном сказала:

– Внученька, сегодня в дорогу мы возьмём только самое важное, потому что папы с его машиной не будет и нам придётся чуточку пройтись пешком, а потом нам дадут автобус, где будет много деток, которые, я надеюсь, также не станут брать с собой много вещей.

– А почему?

– Что «почему»?

– Почему мы поедем без мамы и папы? Они же плиедут домой, а нас не будет…

– Они обязательно приедут к нам, но чуточку позже, малыш.

– А из нашего садика детишки будут?

– Именно они там и будут. Вы все вместе поедете туда, где не гремит гроза и не сверкает молния.

– И не тлесётся земля?

– И не трясётся земля!

– А почему она тлесётся у нас? Ланыпе так не было…

– Всё потом, доченька. Всё потом поймёшь.

– Я тебе не доченька, а внученька! Ты, што ли, забыла?

Женщина