Принц в наследство - Натали де Рамон

Я растерянно кивнула.

— Там продают одежду?

— Да. — Наконец-то я поняла, в чем дело. — Пойдем, я куплю тебе нормальные брюки и рубашку, у меня есть деньги, ты не стесняйся, ты ведь наряжал меня не один раз.

— Спасибо, Катрин, я ужасно тронут, но сейчас мне нужны не деньги, а только ручка. — Он вытащил из кармана чековую книжку.

Я достала из ящика стола ручку и протянула Леону, заглядывая в чековую книжку с эмблемой и виньеткой очень крупного банка.

— Можно, я сразу полезу в ванну, а ты сама сходишь и все купишь? Я скажу тебе мои размеры.

— Я их помню: в плечах — пятьдесят второй, брюки — пятидесятый, рост сто семьдесят восемь, а обувь… Сорок первый или сорок второй?

— Сорок один с половиной, и вы не ошибетесь, моя королева. Если хочешь, себе тоже купи что понравится. Я поставлю на чеке подпись, а любую нужную сумму ты сама впишешь в магазине.

— Любую? Даже двести пятьдесят миллионов?

— Королевский размах, я понимаю, но тогда нам уже не на что будет пообедать. Моей королеве, к сожалению, придется ограничиться пятизначной цифрой. Увы. — Он вздохнул, расписался и протянул мне чек. — Приходи побыстрее, без тебя я чувствую себя полным идиотом. — Леон сунул книжку в ящик стола.

Я машинально взглянула на подпись, она была достаточно разборчивой: “Л.-Ж. де Коссе-Бриссак”.

— У тебя второе имя?

— Да, Жоффруа. Ну, Катрин, иди, пожалуйста, от меня прямо несет этим полицейским участком…

— И “де” перед фамилией?

— Катрин, я же представился тебе в первые минуты нашего знакомства! Что такого особенного в приставке “де”?

— Я думала, что ты портной…

— У писателей де Мопассана и де Сент-Экзюпери, даже у актера де Фюнеса, может быть “де”, но у портного — нет? А мой коллега, кутюрье де Кастель-Бажак? После всех революций и войн у многих людей ничего не осталось от предков, кроме этой приставки. Что же, теперь отбросить ее?

— Прости, я не хотела тебя обижать. Но у меня нет “де”…

— Господи, да что же это за муки такие! — Леон осторожно взял меня за плечи и, стараясь держаться на расстоянии, поцеловал в висок. — Ты моя королева! Тебе не нужно никакого “де”! Все, иди, пожалуйста, я ведь живой человек. — И он направился в ванную, оттуда послышались звуки воды.

Значит, Леон не просто портной, а кутюрье, да к тому же благородного происхождения? И сейчас этот кутюрье благородного происхождения моется в моей карликовой ванне, и ему не во что переодеться после водной процедуры. А я в замешательстве стою посреди свалки, в которую превратилась моя квартира.

Уборка потом, решила я и вдруг в стекле книжного шкафа увидела свое отражение. Да на мне же все еще подвенечный наряд Зигрено! Я стремительно стянула жилет и платье, обнаружив шелковый ярлычок, на который не обратила внимания утром, с изображением щита и на нем монограммы “М. Л.” и двух львов. Какая-то торговая марка, решила я, Леон наверняка знает, раз он кутюрье. “Вассалов” я тоже сняла, быстренько натянула первую попавшуюся юбку и блузку, а сверху надела плащ, сунув чек в карман. Прямо какой-то водевиль с переодеваниями!

— Мадемуазель Бриссон, — сладко обратилась ко мне консьержка, — поздравлять вас с замужеством или нет? Я не поняла.

— Я тоже, — беспечно, но честно призналась я.

Мадам Арима еще некоторое время поразмышляла над странностями жилички с третьего этажа, а потом вернулась к себе и углубилась в перипетии дневного сериала.

— Простите, мадам, — в окошко постучался утренний жених чудной жилички, — а мадемуазель Бриссон уже вернулась?

— Да, мсье, — скорбно ответила мадам Арима, — с каким-то небритым типом. Но несколько минут назад она куда-то ушла.

— С ним?

— Нет, мсье, одна.

— Очень хорошо, он-то мне и нужен. Благодарю вас, мадам, — и утренний жених направился по лестнице вверх.

Леон с наслаждением избавлялся от вековой, как ему казалось, грязи. Жаль, в этой ванне он не может вытянуться во весь рост… Он встал под душ, чувствуя, что снова обретает самого себя, но только в новом, “улучшенном и исправленном” варианте. Теперь с ним всегда будет умная, ироничная Катрин, которая не позволит растратить впустую его жизнь. Конечно, он усмехнулся, она немножко ежик, но такая милая и желанная… Вот, хлопнула дверь, значит, она наконец ушла… Как он сумел сдержаться и не отнести ее сразу в постель, к тому же в беззаботно неубранную постель… А вдруг этой ночью там с ней был Зигрено? От этой мысли вода показалась Леону недостаточно горячей. Нет, это невозможно! Но почему? Ведь еще чуть-чуть, и Катрин стала бы мадам Зигрено. Он сам допустил это, не сумев попасть в Париж вечером. Но как было не оказать сопротивления этим мерзавцам из помятого “мерседеса”? Может, он и слишком сурово расправился с ними, выплеснув на парней все свое отчаяние и злобу… Ага, хоть паршивая, но все-таки бритва, только бы не порезаться, а вместо лосьона умыться холодной водой… Даже, если у Катрин что-то и произошло с “мэтром”, нельзя расспрашивать ее и ревновать. Он сам виноват: надо было сразу объясниться с Катрин. “Пока человек жив, он имеет возможность исправить свои ошибки”, — снова вспомнились слова отца. Чем же почистить зубы? Выдавить пасту прямо на палец, ха… Он постарается больше не делать ошибок, сейчас они пойдут обедать, и он обязательно ей все расскажет про дочку, про отца и погибшую жену… Нет, про жену поменьше, иначе Катрин решит, что он их сравнивает. Это всегда обидно…

Похоже, звонок в дверь? Как она быстро вернулась! Или что-то забыла? Леон обмотался полотенцем и поспешил к двери, оставляя на полу мокрые следы босых ног. Он открыл. На лестничной площадке стоял Зигрено. Леон оторопел от его появления и растерянно молчал, отступая вглубь прихожей. Зигрено шагнул в квартиру, закрыл за собой дверь и, стягивая с руки белую свадебную перчатку, строго сказал:

— Я требую удовлетворения!

От его вида и голоса Леону вновь сделалось очень весело.

— Мэтр, о, простите, маркиз Печати и Штампа предпочитает шпаги или чернильницы?

— Мне надоела ваша галантерейная галантность! — вскипел маркиз Печати и Штампа. — Вы надругались над моей свадьбой! Кто возместит мне расходы на нее? У вас нет ни сантима за душой! Верните мне хотя бы мою медную фигурку, она будет священной памятью для моего разбитого сердца!

— Глоток вина? — Леон неторопливо открыл бутылку, принес с кухни две первые попавшиеся чашки и налил в них вина, не обращая никакого внимания на тираду “мэтра”.

Зигрено окончательно впал в ярость, заметив Леону, что тот угощает его купленным им же вином.

— Позвольте усомниться в справедливости ваших слов, мэтр. Этот сорт растет только в Монтрей-Белле. Урожай не бывает большим, и владельцы замка никогда не занимались промышленным виноделием. Уверяю вас, эту бутылку привез я, это так же верно, как и то, что “вассала” вы украли из Монтрей-Белле, испортив старинный меч. — Ваше здоровье, мессир!