Головокружение - Франк Тилье

Я не сводил с него пристального взгляда, и он тоже буквально впился в меня глазами. Мы были как два волка, что ходят кругами, готовые сцепиться.

– Абсолютно ничего. Не надо было мне напиваться на высоте три тысячи метров. Так не делают. Чтобы разбудить, меня пришлось бить по щекам. Если бы с тобой случилось что-то, я бы себе никогда не простил.

Макс взял мои руки в свои:

– Без тебя, Жо, я – только половинка меня. Я тебя очень люблю, дружок.

Он обернулся к тем, кто толпился в палатке, и воздел руки:

– I love him!

В палатке радостно зашумели. Мне принесли гималайского чая. Стиснув зубы, я немного приподнялся.

– И что же теперь делать? – вздохнул я. – Оставим как есть?

– Я бы удивился, если бы сюда добралась полиция или виновный сознался бы сам. Значит, оставим как есть, если ты не против. И он, улыбаясь, протянул мне руку.

Я помедлил и пожал ее. Мы скрепили договор молчания. Но в глубине души мне хотелось его убить.

– И что, ты так ничего и не узнал?

Голос так резанул мой слух, что я вздрогнул:

– Что?

Я повел глазами по сторонам. Красная палатка, у стенки револьвер, Фарид… И грозная тишина мира без надежды.

– Ну, это самое… Ты так и не узнал про тот удар, кто это был?

Мне понадобилось время, чтобы сообразить, где я нахожусь. Пропасть… «Истина»…

– А я что… что-то говорил? Что-то тебе рассказывал?

Фарид помахал перед собой рукой:

– Ну, ты хорош! Да тебе вообще пить нельзя.

В темноте я с трудом различил у себя в ногах бутылку водки. Ее содержимое заметно поубавилось. Отпихнув ее в сторону, я проговорил непослушными губами:

– Нет, у меня не было формальных доказательств… Но я знал, что это он, как и он знал, что́ именно я говорил его невесте в ту ночь. Однако мы оба сделали вид, что ничего не произошло. Об этой истории мы больше не говорили. Она стала для нас табу.

– Тебе это молчание было на руку. Обвинить его для тебя означало больше никогда не увидеться с ней. – Фарид повел плечами.

– Есть у тебя одно свойство, которое мне не нравится. Это твоя способность избегать проблем, словно их вовсе не существует. У тебя что, философия такая – игнорировать, вместо того чтобы сопротивляться? Во время ограбления ты позволил почти насмерть забить свою собаку. И с Максом ты предпочел молчать, вместо того чтобы поговорить начистоту. Да к тому же увел девушку у своего лучшего друга… Как ни крути, а это воровство. И все это заставляет думать, что и здесь ты тоже способен обмануть. Способен скрыть свои скверные поступки и заставить всех поверить, что ты вовсе не такой. И может быть, в конечном счете ты еще и врун, а?

Он достал зажигалку, вытащил последнюю размякшую сигарету и с трудом прикурил.

– Ну и что ты на это скажешь?

– Что нынче ты выглядишь не таким больным, а потому шел бы ты курить на улицу, пока я тебе яйца не открутил.

Мы забыли, что горы все еще держат козырную карту при себе, что они даруют успех, только когда находятся в наилучшем расположении духа. И если бы это было не так, то почему же восхождения в горах продолжают сохранять свое могучее очарование?[21]

Эрик Шиптон. На этой горе (1943)

Мишель принес нам плоды своих неустанных трудов в пещере: три пары примитивно сшитых, но теплых рукавиц. В них, как в удобный закрытый мешок, умещались сразу все пальцы, включая большой. Движения в них получались скованные и неточные, но зато были невероятно теплые! Я и вправду никогда не надевал лучших перчаток. И все же, глядя на серый с коричневым отливом мех, согревавший мои руки, я видел Пока и слышал, как перед смертью он выл под сталактитами, вытянув морду в одну линию с грудью.

Наш мясник – он же скорняк, он же повар, он же рабочий – подбил мехом мои ботинки. Теперь ноги у меня все время были в тепле. Фарид окликнул меня, когда я доедал бульон с плавающим в нем костным мозгом.

– Ты ведь можешь напугать в этих штуковинах на руках. Ты в них похож на психа, сбежавшего из психушки.

– Должно быть, там мы с тобой и познакомились.

Он растирал себе ноги смесью воды и жира. А когда ноги перестали мерзнуть, то и кожа начала потихоньку смягчаться.

– И вот еще что, ты начал отъедаться. У тебя морда стала поперек себя шире. Щеки как у хомяка, лоб разгладился, и глаза уже не вылезают из орбит. Если бы я тебя таким увидел в первый день, я бы хлопнулся в обморок.

Он, видно, решил меня достать, но вкусный бульон – это все равно что таинство, это причастие, черт побери!

– Да ты сам меня не лучше. Постоянная сырость создала феномен повышенной гидратации. Мы отекли, у нас под кожей скопилась вода. Но думаю, ничего опасного.

Я поискал термометр, который клал обычно возле коремата, но не нашел. Я обвел глазами все вокруг, похлопал руками по земле. Фарид как-то странно на меня посмотрел:

– Ты что-то ищешь?

– Мой термометр. Где он?

– А почему не вентилятор, раз уж ты здесь?

В разговор вступил Мишель:

– В пещере были только баллоны с газом, горелка, кастрюля, две тарелки, две пластиковые вилки, два стакана и те три чертовы фотки. Больше ничего.

– Да нет, термометр не из галереи, он был здесь, в палатке, когда я очнулся. Я его всегда клал у стенки, вы обязательно должны были его видеть.

– Никогда не видели.

Я пошарил в карманах. Ничего, кроме пачки из-под сигарет и кусочков апельсиновой корки. Я повернулся к Мишелю:

– Зачем ты это сделал? Зачем ты врешь?

– Ничего я не вру.

Я не верил собственным ушам. Термометр лежал там, я был абсолютно уверен, что не ошибся. Обхватив голову руками, я поднял глаза на Мишеля и поспешил сменить тему:

– А ты скоро снова начнешь копать туннель в пещере? Ты уверен, что мы сможем слиться в эту дыру?

Он вошел в палатку и поставил газ в горелке на минимум.

– Как я могу быть уверен? Я разбираю камни в одиночку, и еще не сказано, что у меня вообще что-то получится. Это зависит от количества и размера наваленных камней. И потом, кто сказал, что мы сможем выйти? Нам надо поскорее заняться ледником. Втроем мы с ним справимся.

Он пристально посмотрел на Фарида:

– Я уверен, что темное пятно в толще льда – не просто пятно. Думаю, вместе мы дня за два до него доберемся. Надо попробовать.

– Да на фиг надо скрести этот чертов ледник? – сказал Фарид. – Пустая трата времени и сил. Пещера лучше. И вовсе не потому, что оттуда мы притащили сюда еду и выпивку. Я болею и, честно говоря, мечтаю помыться теплой водой.