Шок от падения - Натан Файлер

Он никогда не умел вести себя тихо. Даже когда прятался за дверью перед папиным приходом. Как только я закрыл дверь, из палаты донеслось радостное хихиканье.

Клэр-или-Энна поблагодарила водителя и сказала, что ему позвонят из отделения, когда надо будет нас забирать. В холле появилась врач в туго натянутой на подбородок хирургической маске.

— Мэтью Хомс, — вызвала она.

Я повернулся к Клэр-или-Энне:

— Можно, я пойду один?

Она на секунду задумалась:

— Ладно. Хорошо. Я подожду здесь.

Я сказал зубному, что сейчас вернусь. Только сбегаю по-быстрому в туалет.

— Вдоль по коридору, вторая дверь направо, — объяснила она. — Подходи, когда сделаешь дела.

В зубных клиниках нет охраны, никто не запирает двери, никто не шляется по коридору со связками ключей и красными планшетами для бумаг. Вообще-то, у меня есть свой зубной врач, но «неотложка» гораздо ближе к железнодорожному вокзалу.

Когда твой брат зовет, когда пришло время идти и играть, а тебе надо сбежать из психиатрической клиники, первое, что нужно делать, — это наблюдать. Тогда все остальное несложно. Тогда всю трудную работу сделают за тебя. Можете восхищаться. Я пациент психушки, но не идиот.

Дениз была недовольна, когда на следующее утро я пришел на укол немытый и воняющий перегаром.

— От тебя пахнет пивом, Мэтт.

— Ну и что? Имею право.

Она покачала головой и устало вздохнула.

— Конечно, имеешь.

Мы прошли в небольшой кабинет в конце коридора, где обычно происходят разговоры по душам. Там всегда пахнет дезинфицирующим средством. Это мешает. Мне бывает трудно справиться с приступами паники перед уколом, а тут еще запах дезинфицирующего средства.

Дениз открыла свой набор хитростей, и я спросил, можно ли мне попить водички. Она махнула рукой в сторону раковины.

— Пожалуйста.

Я взял кувшин с напечатанным на боку длинным названием лекарства и девизом: «Помогаем сегодня ради завтра». Такие кувшины приносят представители фармацевтических компаний. Когда я последний раз заходил в офис одолжить «Словарь медработника», то насчитал три кувшина, коврик для мыши, связку ручек, две пачки стикеров и настенные часы. На всех красовались названия лекарств. Это все равно что показывать заключенным рекламу замков и решеток. Надо было так сразу и сказать им, потому что это точно подмечено, я считаю, но хорошая мысль всегда приходит в голову только потом.

Я залпом осушил кувшин и налил себе второй. Дениз внимательно меня разглядывала.

— Мы пили со Свином, — пояснил я. Как будто желание выпить два кувшина воды нуждается в объяснениях. — А сегодня утром добавили еще пару банок.

— Знаешь, Мэтт, ты сам себе худший враг.

Странно говорить такое человеку с серьезным психическим заболеванием. Конечно, я сам себе худший враг. В этом-то все и дело. Но я не сказал ей этого. Не потому что она выглядела усталой. Она к тому же выглядела очень расстроенной. И обычно она устраивает мне небольшую лекцию, но в этот раз не стала. Не стала читать мне лекций. Я догадался, потому что она еще раз вздохнула. Этот вздох говорил: «Не сегодня. Сегодня мы просто сделаем все по-быстрому».

— Боюсь, что у меня плохие новости, — сказала она.

Я же говорил, что сегодня тут странная атмосфера. Я еще сказал, воздух такой, что его можно резать ножом. И даже уродскими тупыми ножницами, которые выдают в группе арт-терапии.

Дениз — женщина, а это значит, что она может делать несколько дел одновременно. Ну, по крайней мере, я такое слышал. Люди часто обсуждают подобную ерунду.

— «Хоуп-роуд» сокращают финансирование, — сказала она. — Нам придется уменьшить количество групп, а может, и вовсе закрыть их.

— Понятно.

— Мы надеялись, что этого удастся избежать. Но сокращения идут по всей системе психиатрической помощи. Да и вообще по всей службе здравоохранения. И исключений, похоже, ни для кого не делают.

Надо было как-то реагировать, и я спросил:

— Вы потеряете работу?

Она улыбнулась, но по-прежнему выглядела опечаленной.

— Очень мило с твоей стороны. Думаю, работу я не потеряю, но у нас будут сокращения. Все это застало нас врасплох, если честно. На эту неделю запланированы кое-какие консультации, но боюсь… Поэтому мы решили, что надо поставить в известность получателей услуг, чтобы это не стало для них неожиданностью.

— Кого?

— Получателей услуг. Э-э… Пациентов.

— А-а… Понятно.

Вечно они придумывают для нас клички. Получатели услуг, судя по всему, последняя. Наверное, есть люди, которым платят, чтобы они придумывали эту фигню.

Я вспомнил о Стиве. Он явно из тех, кто скажет «получатели услуг». Он разговаривает так, словно рассчитывает заслужить рыцарское звание за чуткость и тактичность. Но когда я представил, что он лишится работы… Честно говоря, меня это тоже застало врасплох. Я не испытываю ненависти к этим людям. Мне просто не нравится зависеть от них.

— А как насчет Стива?..

— Знаешь, я не хочу сейчас во все это вникать. Это не мое дело. Я просто должна предупредить тебя насчет…

Она замолчала на полуслове, и я не мог понять, то ли это она от расстройства, то ли просто пытается сосредоточиться. Наверное, пытается сосредоточиться, чтобы справиться с расстройством.

— Вы плачете? — спросил я. — Хотите водички?

— Нет, нет. Все нормально. Просто это такой удар для всех нас.

Она глубоко вдохнула и медленно, плавно выдохнула. Видимо, она тоже пользуется дыхательными упражнениями, которым они нас учат. Врачу, исцелися сам, что называется. А потом она произнесла речь. Наверное, она уже несколько раз ее повторяла. Что, чем бы дело ни кончилось, она будет со мной работать. Будет приходить ко мне домой, помогать заполнять анкеты и все такое. И мы по-прежнему сможем встречаться в кафе, в котором мы иногда встречаемся. Или вместе ходить в магазин. И что я вполне способен сам за себя отвечать и она в меня верит. Я не хочу сказать, что это была плохая речь, просто говорю, что она повторяла заученный текст.

Но потом, мне кажется, ее понесло. Потому что за все то время, что мы с ней знакомы, я ни разу не слышал от нее ни одного бранного слова. Она очень спокойный человек. Думаю, иначе она бы тут не работала. Я ни разу не видел, чтобы она вышла из себя или потеряла самообладание, но когда она наполняла шприц, ее руки немного тряслись, и она пробормотала себе под нос:

— Гребаное правительство.

Именно так она и сказала. «Гребаное». Никогда в жизни не слышал, чтобы люди действительно так говорили. И из-за этого стало совсем грустно. Было очень неприятно видеть ее в таком состоянии. Мне не нравится, когда кто-нибудь рядом со мной сильно расстроен. Я не умею утешать людей. Я подумал, не погладить ли ее по руке, но что если она отстранится? Конечно, можно сказать, что все будет хорошо, но откуда я мог знать наверняка?