Китай при Мао. Революция, пущенная под откос - Эндрю Уолдер

рвались, спицы постоянно ломались, рамы могли в любой момент развалиться, а детали быстро покрывались ржавчиной. Популярные бренды использовали сталь и резину лучшего качества, производя долговечные, прочные и безопасные велосипеды.

Аналогичным образом нормировались ценные потребительские товары длительного пользования. Особое значение, например, имели швейные машинки с ножным приводом. Это были копии советских моделей 1950-х гг., которые, в свою очередь, были аналогом продукции, которую компания Singer продавала в США вплоть до 1920-х гг. Машинки позволяли наиболее эффективно использовать получаемые нормы ткани. Готовая одежда была менее эффективным способом такого использования. Впрочем, самой ценной категорией товаров была жилая площадь. В 1950-х гг. китайские горожане жили в весьма стесненных условиях. По мере роста населения семьям приходилось втискиваться на еще меньшие площади. Молодоженам приходилось долго ждать получения квартиры от организационных ячеек или городских кварталов. Причем подать заявку и встать в очередь они могли только после официальной регистрации брака. Раздельное проживание супругов и развод не считались основаниями для подачи заявки на жилье. Стоит ли удивляться, что показатели разводов долгое время были крайне низкими, а с 1980-х гг. с увеличением предложения жилья резко возросли? Семьи разрастались и часто вынуждены были ютиться в одной комнате. С течением времени члены семьи подавали заявки на получение квартир большей площади. Рядовые граждане редко имели собственные кухни и практически никогда не располагали полноценными личными санузлами. В квартирах был доступ к воде, возможно, в виде умывальника, однако кухни и ванные комнаты, вынесенные в коридоры, во дворы или даже на улицу, находились в общем пользовании. Для того чтобы продвинуться в очереди и убедить распределяющих в остром характере своих насущных потребностей, люди использовали все возможные средства воздействия на рабочие ячейки и городские кварталы. Получение квартир соседями или коллегами по работе сопровождалось громкими жалобами со стороны тех, кому в этот раз не повезло. К концу эпохи Мао в городах сформировалась культура зацикленности на оказании давления на ответственных исполнителей с целью принятия решения в пользу просителя и на формировании сети знакомств, позволяющих получать льготы в попытке достойно жить даже в условиях дефицита [Walder 1986: 210–212].

Политические следствия экономических проблем

Именно такую экономическую систему требовал Мао ускоренно внедрять в 1950-х гг. Нам важно понимать, как работала эта модель и какие недостатки были ей присущи, поскольку обсуждение потенциальных решений системных проблем в конечном счете привело к разрыву между Китаем и СССР, а затем к «большому скачку» и «культурной революции». Истоки раскола социалистического блока и обострившиеся политические конфликты внутри Китая в 1960-е и 1970-е гг. стоит искать в разногласиях относительно выхода из сложившейся проблематичной ситуации.

Институциональные недостатки советской социалистической системы проявились в Китае сразу же с началом ее внедрения. Впрочем, изъяны этой системы, которая тогда с переменным успехом выстраивалась в новых восточноевропейских государствах-сателлитах, были давно известны в СССР. Для советского блока 1950-е гг. стали временем активного обсуждения путей усовершенствования избранной модели развития [Kornai 1959; Lewin 1974]. Было очевидно, что на ранних этапах система мобилизовывала капитал с целью развития тяжелой промышленности и продвижения оборонной промышленности. Однако, по мнению многих, к 1950-м гг. настало время серьезно взглянуть на очевидные недостатки модели. Повышать качество жизни людей, пока промышленность продолжала расточительно тратить средства и ресурсы, представлялось неосуществимым. Из безнадежно бюрократической модели экономической организации нужно было выжать максимально возможную эффективность.

Были выработаны три основных подхода, каждый из которых имел определенную политическую подоплеку. Первый подход, который с течением времени находил все большее распространение в СССР, заключался в использовании в процессе планирования современных научных методов [Baylis 1974]. Высококвалифицированные специалисты использовали новейшие статистические методы и математические модели для выработки максимально оптимальных планов. Акцент при таком подходе делался на наличие в ключевых бюрократических структурах подготовленного научного персонала. В таких условиях не возникало угрозы доминирования партии или осуществления ею тотального контроля над экономикой, поскольку партийным работникам приходилось передавать существенные полномочия техническим специалистам. Кроме того, склонных к претенциозно нереалистичным планам политиков ждало столкновение с рекомендациями экспертов, сдерживавших прожекты, вдохновленные исключительно политическими амбициями. Это была модель социалистической экономики, работавшая по научным принципам, внедряемым ведущими экспертами крупных бюрократических организаций.

Второй подход – дополнение плановой экономики рыночными механизмами. Такая система впервые была реализована в 1950-х гг. в Югославии и в конце 1960-х гг. в Венгрии. Этот вариант активно обсуждался всеми членами советского блока[66]. При данной парадигме предлагалось положить конец планам производства и снабжения и предоставить руководителям предприятий больше свободы в управлении производственными линиями и возложить на них дополнительную ответственность в процессе поиска клиентов. В этой системе предприятия должны были «отвечать за собственные прибыли и убытки», а цена товаров все чаще определялась бы рынком и спросом, отражающим относительный дефицит. Монополия государства в виде прав собственности на предприятия должна была сохраниться, однако результаты деятельности компаний оценивались бы не по способности выполнить производственные планы, а по доходам. В теории управленцы, лучше осознавая особенности ценообразования, стали бы расходовать материалы и капитал более эффективно, а компании с большими доходами смогли бы выплачивать работникам более высокие зарплаты и премии, а также предоставлять жилье и услуги лучшего качества. В этом подходе социалистическая экономика координировалась стимулами к получению прибыли и рыночными механизмами. С предложением пойти по данному пути первыми выступили именно китайские экономисты, в том числе Сунь Ефан, который выдвинул такие идеи уже в середине 1950-х гг. [Fung 1982; Lin 1981].

Сам Мао Цзэдун предпочитал третий подход – форму политического фундаментализма, при котором принципы экономики военного времени возводились в канон. Мао предпочитал прибегать к политической мобилизации, которая сработала в Маньчжурии в последние годы гражданской войны: «политическое командование» в составе партийных секретарей подталкивало работников и предприятия на демонстрацию все большей приверженности делу социализма и жертвенности на благо всего общества. Мао полагал, что только за счет политической мобилизации можно высвободить творческие силы трудящихся масс, равно как и заставить работать неиспользованные ресурсы, лежавшие без дела в условиях традиционной бюрократической советской модели экономики, когда все чаще сказывались проблемы затоваривания и неэффективности работы. Партийные секретари взяли под свое управление предприятия, оттеснив на второй план квалифицированных специалистов. В этом подходе не было места правилам и постановлениями, которые создавали компаниям бюрократические препоны. Однако он не мог как-либо изменить реальность: вся экономическая система была организована как колоссальная бюрократическая машина, оказавшаяся теперь в руках политической элиты.

К 1960-м гг. подход Мао дополнился жесткой политической критикой двух вышеуказанных альтернатив[67]. Научное управление передавало власть в руки экспертов – составной части неповоротливой бюрократической структуры,