Танамор. Незримый враг - Екатерина Соболь

В глазах Нэнси мелькнула какая-то мысль, как у шахматиста, просчитывающего ход, и мне стало не по себе. Мур просто за нос меня водил, но теперь я ощутил именно то, о чем говорила Молли. Бам! И все встает на свои места.

Я кожей чувствовал ту же смертельную опасность, которая заставила меня замереть в толпе на земляничном празднике. Вот он, человек, который ударил меня ножом.

– Внешность обманчива, да? – сказал я, остановившись в шаге от кровати. – И одежда может изменить ее полностью, я всегда это знал. Я думал, убийца – мужчина, потому что он был в мужской одежде. Даже с ростом промахнулся – вы для женщины довольно высокая, то есть как раз сойдете за мужчину среднего роста.

Да и Мур в участке невольно подсказал мне: «Я бы женщин со счетов не сбрасывал, то, что убийца был в мужской одежде, еще ни о чем не говорит». Нэнси смотрела на меня без всякого выражения. Я не понимал, напугана ли она, узнает ли в моих словах себя, глумится или растеряна.

Как там говорил Мур? Чтобы остановить преступника, нужно признание, свидетели преступления или улики. Я глянул на Молли. Та выронила мокрое полотенце на пол и осторожно отступала в мою сторону. На одно постыдное мгновение я понадеялся, что Нэнси нападет на нее и выдаст себя, но та лежала на кровати, мирно сложив руки на животе. Из-под черной юбки трогательно торчали поношенные домашние туфли.

Глория, узнавшая хозяйку даже в мужском наряде и имевшая неосторожность требовать с нее денег за молчание, мертва. Значит, надеемся на улики. Я вытащил из кармана флакон от противоядия: бледно-желтое стекло, позолоченный колпачок.

– Ваш?

– Нет, – не моргнув глазом ответила Нэнси.

– Молли, ты сейчас сидела рядом с мисс Нэнси. Как бы ты сказала, чем от нее пахнет?

Молли, отступление которой успешно завершилось рядом со мной, вопросительно глянула на меня.

– Странный вопрос. Чем-то таким… Как от дам пахнет. Вкусным.

– Лимоном? – подсказал я.

– Чего такое лимон?

Вместо объяснений я сунул ей под нос флакон, и она кивнула:

– Ага, вот так же пахнет, да.

– Не продумали вы это, – усмехнулся я, стараясь выглядеть невозмутимо. Душа у меня пела от долгожданного триумфа. – Мало было времени, чтобы спланировать фальшивое отравление, а вам хотелось красивого жеста, вот и схватили первый попавшийся флакон из своих вещей.

– Вы заблуждаетесь.

Мисс Нэнси встала, подошла к туалетному столику и показала мне точно такой же флакон, как тот, что я держал в руках.

– Вот мои духи, других у меня нет, камеристка подтвердит. Это лаймовая вода от «Флорис», мы заказываем ее в Лондоне.

Я нахмурился. Если слово «лаймовый» значит что-то вроде «лимонный», то…

– Молли, иди понюхай, – прошептал я, смущенный тем, что расследование превратилось в парфюмерную дегустацию.

Та подошла к Нэнси опасливо, как к змее, но та продолжала дружелюбно протягивать ей флакон, и Молли его понюхала.

– То же самое, – подтвердила она и стремительно попятилась обратно ко мне.

– А теперь прошу меня оставить, – любезно сказала Нэнси. – Я хотела бы отдохнуть. То, что вы держите в руках, мне не принадлежит, но я благодарна вам за поиски правды.

С уликой, похоже, не получилось. Я беспомощно глянул на флакон в своих руках. Он был и правда таким же, как тот, что Нэнси показывала Молли, только… Только более старый. Стекло тусклое, позолота на колпачке стерлась, а тот, что стоял на туалетном столике Нэнси, гордо ловя солнечные лучи, сиял, как новенький.

– У моей матери был такой, – выдохнул я. – После ее смерти безделушки так и остались на ее столике, да они до сих пор там стоят! И флакон тоже. Пока меня не отослали в пансион, я часто его нюхал, чтобы почувствовать, что она рядом. Этот флакон принадлежал вашей матери, так?

Я протянул его в ее сторону и впервые заметил: что-то в лице Нэнси дрогнуло. Едва заметная судорога мышц, которая подсказала мне, что я на верном пути.

– Моя мать умерла, когда мне еще шести не было, – мягко начал я. – А сколько было вам? На портрете в гостиной вам с сестрой тоже вряд ли больше пяти лет. Она скончалась вскоре после этого или еще долго была с вами?

– Она не скончалась, – процедила Нэнси. Я определенно задел в ее душе какую-то струну, и сама она тоже это почувствовала. – Уходите, вы в спальне дамы, и вас никто сюда не звал. Я позову на помощь.

– Не скончалась? О… Я спросил у барона, умерла ли она, а он сказал: «Нет, она, к сожалению, покинула нас». Я еще подумал тогда: странный ответ… Покинула, но не умерла. – Я глянул на Молли. – Как это?

– Бросила их? – предположила Молли.

О да. У Нэнси аж рот дернулся. Она была созданием разума: хитрой, расчетливой, умной, но чувства разуму неподвластны, и чувства сейчас ее выдавали.

– Какая мать бросит своих детей? – спросил я, нарочно стараясь надавить на больную мозоль. – Вы, должно быть, были плохой дочерью.

– Нет, – процедила Нэнси, с ненавистью глядя на меня. – А теперь уходите.

Слова – это могучее оружие. Они могут ранить больнее ножа.

– Ваша мать бросила вас, – повторил я. – Какое злодейство! Такая же красивая, такая же белокурая, как вы, но с таким же холодным…

Я охнул и уставился на Молли. Та в ответ смотрела на меня как на величайшего мыслителя вселенной. Мне все-таки удалось ее восхитить!

– Она ушла. Вы убивали женщин ударом в спину, потому что их лица не важны. Дело не в них, дело в ней. В ваших воспоминаниях она уходит снова и снова, а вы пытаетесь ее остановить, да все без толку. – Я сдавленно вдохнул и поднял флакон повыше. – Вы налили воду во флакон духов своей матери и подбросили Муру, когда здоровались с ним. Вы хотели его подставить, да только не предусмотрели, что к чайному столу он даже не подойдет. Вы так настойчиво его приглашали, а он обошелся без вашего чаю! Даже сел как можно дальше от вас, но план-то уже было не перестроить.

Я широко улыбнулся. Похоже, с учетом состояния моего лица и зубов это выглядело довольно пугающе. Нэнси, до этого стоявшая как статуя, вздрогнула и завопила во весь голос:

– Лиам! Папа!

Папа мгновенно взлететь по лестнице был уже неспособен, а вот Лиам, похоже, услышал крики даже с улицы. По ступеням простучали шаги, и он ворвался в комнату с перекошенным от ярости лицом. Ох, бедный простак.

– Эти двое, они на меня напали, уведи, уведи их, – прошептала Нэнси, дрожащей рукой указывая на нас с Молли.

По ее щеке скатилась слеза, и я восхищенно присвистнул.

– Слезы вам особенно удаются. И еще, конечно, умирали вы великолепно. – Вспомнив об этом, я сам разозлился. – Смерть священна, но, похоже, не для…

Договорить я не успел, потому что Лиам врезал мне кулаком по лицу с такой силой, что я отлетел и брякнулся на ковер. В шее что-то хрустнуло, но мне уже было все равно. Я умирал, так или иначе, – но пока я хоть как-то дышу, ничто меня не остановит. Лиам, похоже, прочитал это в моих глазах, потому что рванулся ко мне снова, и тут на него бросилась Молли. Они сцепились, а я, не вставая с ковра, громко сказал: