Железное сердце. Книга 2. Тайна замка Морунген - Варвара Корсарова

— Сердце! — воскликнула Карина. — Какой странный образ! И верно: в замке полно изображений сердца! Скелеты… то сооружение в лабиринте! Я наслышана о нем. И… ваше сердце, полковник! — добавила она с трепетом.

— Да-да, и мое сердце, — ответил он, поморщившись. — Этому есть простое объяснение, дорогая Карина. Я, в некотором роде, тоже создание Жакемара, реализованное его последователем Кланцем.

Меня кольнуло, что он назвал ее по имени.

— Вы должны больше рассказать нам о Жакемаре и его искусстве, — потребовал Гаспар Тейфель.

— Увольте. Я не ученый и не мистик. Искусство Жакемара и историю замка глубоко не изучал. Куда больше обеспокоен тем, как поддерживать порядок на землях замка. И потому сейчас вынужден вас покинуть — к двенадцати явится бургомистр Ольденбурга и еще один местный житель. Необходимо с ним побеседовать о делах округа.

— Но наша верховая прогулка не отменяется? — обеспокоилась Карина.

— Вечером буду в вашем распоряжении, — успокоил ее барон.

На этом стало ясно, что экскурсия по замку завершена.

Хозяин дома откланялся и ушел, а следом и гости разбрелись по своим праздным делам.

Мне уходить из зала не хотелось: мерное движение гигантского маятника успокаивало, как успокаивает течение воды в реке или пляска огня в камине, а спокойствия-то мне сейчас и не хватало. Я подошла к часам и приложила руку к гладкой панели. За панелью щелкало и постукивало.

И вновь сердце сковало тягостное чувство, а дар ненадолго проснулся. Я увидела очертания механизма сквозь корпус, и часы словно ожили — такую иллюзию создавало неустанное движение деталей.

Стиснув зубы, я старалась удержать зыбкое состояние единства с эфирными образами предметов, но через миг опять ослепла. Повторно открыть второе зрение не получилось. Видимо, та буря переживаний и мыслей, что сотрясала меня последние сутки, глушила природный магнетический дар.

Какая досада! Оказывается, я успела привыкнуть к дополнительному органу чувств, и теперь была словно бабочка, у которой оторвали крылья. Что, если опять случиться беда, и мой дар потребуется полковнику, а я не смогу ему помочь? Эта мысль вызывала глубокое беспокойство.

В дальней части зала кашлянули; я стремительно обернулась и увидела Бианку. Графская дочь стояла в дверях, как будто не решаясь приблизиться.

— Простите, — сказала она. — Я вас напугала.

— Отнюдь, госпожа фон Гесс.

— Зовите меня Бианкой.

— Тогда и вы зовите меня Майей.

— Простите мне навязчивость, — медленно ступая, она подошла. — Мне очень… одиноко. Госпожа Вульт, моя спутница, вернулась в монастырь вчера вечером. Княгиня… не очень дружелюбна. Но я не буду набиваться к вам подруги, если вы против.

Она виновато улыбнулась и коснулась длинными пальцами медальона на ее шее. Бианка была очень трогательной в этот момент, как маленькая девочка, которая боится, что ее не примут в игру новые товарки.

Я улыбнулась в ответ.

— Хорошо вас понимаю. Первые дни мне тоже было неуютно в этом замке, без друзей и родственников.

— Спасибо, Майя.

Мы немного помолчали; я не знала, что еще сказать, Бианка, видимо, тоже. Она задрала голову и прищурилась:

— Что это за символы на циферблате?

— Символы стихий: вода, воздух, огонь. Они могут двигаться, но я пока не разобралась, какая часть механизма отвечает за их движение.

Бианка посмотрела на меня внимательно и грустно.

— Княгиня фон Шваленберг рассказала мне и Карине о том, что вы делаете для барона, — произнесла она негромко. — Намекнула, что вас также связывают тесные отношения… определенного рода. Однако предупредила, что это ничего не значит и такие… компаньонки обычное явление в хозяйстве холостого состоятельного мужчины. Однако мне кажется, Клара возвела на вас и барона напраслину.

Мое горло сжалось от гнева.

— Я личный механик его милости, ничего более. Иных отношений между нами нет.

— Простите. Не следовало вам этого рассказывать, — Бианка густо покраснела и опять схватилась за медальон. — Понимаю, вам неприятны такие слухи. В любом случае я бы не стала вас осуждать. Вы же знаете мою историю, не так ли? Все считают, что я оступившаяся женщина. Бежала из монастыря с художником, но до венца не добежала, — в ее голосе появились горькие нотки. — Вот отец и отправил меня сюда, потому что считает, что барон будет нещепетилен. А на самом деле… — она улыбнулась, — я даже я ни разу не целовалась с мужчиной. Вот. Михаэль… ну, тот художник… называл себя идеалистом и романтиком, презирающим плотское. Потом оказалось, что при этом он отнюдь не презирает деньги, которые рассчитывал получить от моего отца в качестве приданого или откупа.

— Вам сильно не повезло, — пробормотала я. — Сочувствую.

— Ничего, я уже пережила. Была в этом досадном происшествии и положительная сторона: я разом поумнела на десяток лет.

Наверное, Бианка ждала откровенности в ответ. Предположение оказалось верным, потому что она после заминки попросила:

— Майя, не могли бы вы больше рассказать мне о бароне фон Морунгене? Уверена, вы хорошо его знаете.

— До недавнего времени я думала, что знаю, но оказалось, это не так. Он полон сюрпризов, и не всегда приятных.

— Когда я впервые увидела фон Морунгена, я испугалась. Он показался мне похожим на моего отца. Такой же непреклонный, холодный… суровый. Быть зависимой от такого человека тяжело. Отец намерен выдать меня замуж. Если барон не заинтересуется мной, отец будет искать другого нещепетильного жениха. Это ужасно унизительно.

Я слушала ее с сочувствием; ее история походила на мою, и также была полна горечи и разочарований.

— Поначалу мне казалось ужасной мысль о том, что фон Морунген может стать моим мужем. Я представляла, как он обнимает меня, как целует… как мне приходится ложиться с ним в постель каждую ночь… но я решила приучать себя к этой мысли.

От ее слов мои щеки вспыхнули; откровения Бианки пошли в направлении, которое мне не нравилось, и весьма разбередили мои чувства.

— Эти дни я присматривалась к полковнику, — продолжала Бианка задумчиво. — И думаю, что неправильно судила о его характере. Он не похож на моего отца, он внимателен и терпелив. Скажите, Майя, это так? Он бывает жестоким? Как он обращается с друзьями, с прислугой, с местными? Его считают добрым? Ну… хоть кто-то?

— Мне сложно судить.

— Я думаю, он несчастный человек, — тихо завершила Бианка. — Со стороны не видно сразу, но я всегда чувствую подобное. Это сродни вашему дару. Вы видите, исправен ли механизм, а я вижу, доволен ли человек своей участью, или его снедает горечь.