Господа офицеры - Сергей Зверев

— Вот, кстати, — сказал генерал, — я приказал утопить тело в озере. И вспомнил: сегодня утром мне доложили, что наши солдаты обнаружили на берегу тела утопленников в русской военной форме и обломки нескольких фелюг. Скорее всего, это был диверсионный отряд. Что могло понадобиться русским диверсантам?

— Одно из двух, — пожал плечами фон Гюзе. — Они могли попытаться уничтожить нашу малышку, которая не дает и не даст им покоя. Либо, если им известно о похищении великого князя, они предположили, что он инкогнито находится в нашем лагере. Тогда понятна была бы попытка освободить его, ведь русские никак не могли знать о его ночном побеге. Либо, наконец, и то и другое. Очень важно, чтобы русские не узнали о том, что великому князю посчастливилось сбежать: они будут засылать новые диверсионные отряды, а мы поджидать и уничтожать гостей с того берега. Кстати, мысль о переброске вооруженной группы через озеро весьма остроумна. Они по первому разу, когда мы не ждали ничего подобного, могли устроить нам крупные неприятности.

— Хвала Аллаху, этого не произошло, — довольно откликнулся Махмуд Киамиль-паша. — Отряд погиб, но я, пожалуй, удвою караулы на позиции «Большой Берты». Что станем предпринимать в отношении беглецов, полковник? Ведь ваш план заключался в том, чтобы штабс-капитан добрался до своих.

— План нуждается в коррекции, — холодно произнес фон Гюзе. — Я не мог учесть такой фактор, как внезапное появление на арене событий этого юнца, оказавшегося членом семьи русского императора. Кстати, я процентов на девяносто уверен, что остальные пленные опознали его. Без всякой газеты. Чем иначе объяснить, что вторым человеком в побег отправился именно он? Почему не кто-то другой, более опытный? Этим же объясняется сговор русских, то, что они поголовно позабыли немецкий язык. Теперь моя первоначальная цель отступает на задний план. Следует сделать все, чтобы вернуть беглецов. Мы устроим хорошую облаву, нам поможет то, что беглецы слабо ориентируются в горах. Судьба штабс-капитана мне безразлична, но отдайте строжайший приказ: с головы прапорщика не должно и волоса упасть!

— Но если нам удастся поймать беглецов…

— Мы обязаны добиться этого, такие шансы редко даруются судьбой! — с несвойственной ему горячностью перебил Махмуда фон Гюзе.

— …кто же тогда доложит русскому командованию о лагере военнопленных вблизи «Большой Берты»? — закончил свою мысль турок.

Вильгельм фон Гюзе посмотрел на своего номинального начальника с искренним удивлением:

— Эфенди Киамиль-паша, поймите, если в наших руках вновь окажется великий князь, это будет для русских пострашнее трех таких супергаубиц!

— Допустим, мы поймаем великого князя. Как вы собираетесь его использовать?

— Все просто. Как только великий князь вновь окажется в наших руках, мы должны будем сделать господам Юденичу и Огановскому предложение настолько выгодное, что они будут не в силах отказаться, — фон Гюзе немного помолчал, жестко улыбнулся одними губами, глаза его оставались серьезными. — И подкрепить его угрозой настолько нешуточной, что они не смогут ее проигнорировать. Мы крепко возьмем их за горло, мы как минимум сорвем летнее наступление русских. Вот поэтому великий князь нужен мне здесь, нужен целый и невредимый.

…Часом позже к сорокалетнему пехотному подполковнику, который по общему согласию офицеров считался в лагере старшим, подошли двое его товарищей по несчастью.

— Гляньте-ка за проволоку, господин подполковник, — сказал один. — Точно муравейник разворошили. Турки снуют, как ошпаренные.

— И не только турки! — добавил второй офицер. — Вон, черкесы на лошадях, видите, шапки лохматые у них? Точно, черкесы, чтоб этих дикарей на том свете ихний поганый шайтан на вилы насадил. Похоже, собираются турки кого-то основательно искать, раз горцев на помощь позвали…

— Ясно, кого, — вздохнул подполковник. — Наших беглецов. Одно радует: значит, ушли они удачно, значит, недаром мы под приклады и дубинки подставлялись. Вам, господа, эта немецкая лиса в турецком мундире газетку с портретом и статейкой показывала? Я статейку даже просмотреть по диагонали успел. Но честно признаюсь: я еще ночью догадался, когда к юнцу присмотрелся внимательнее. Великое счастье, что газетенка попала в руки туркам сегодня, а не вчера. Выходит, что и дьявольской хитрости положен предел!

Сегодня съемочная группа Веры Холодной работала в павильоне на Васильевском острове. Вера с полным основанием называла группу своей, потому что сценарий писался в расчете на нее, самой талантливой и знаменитой среди актеров, занятых в фильме, по праву считалась она, наконец, публика ходила в синематограф и платила свои деньги за то, чтобы увидеть на экране именно Веру Холодную, а не еще кого-нибудь.

Настроение у королевы было отвратительное, сегодня не клеилось все, случаются у творческих натур такие несчастливые дни.

Вера Холодная вообще недолюбливала павильонные съемки, предпочитая пленэр. Ее нервировал слепящий свет мощных дуговых фонарей, от которого становилось нестерпимо жарко и тек грим. К тому же свет, по ее мнению, поставили неправильно. И гример схалтурил, небрежно положил тон, а павильонная съемка с ее повышенным контрастом таких ошибок не прощает. Режиссер со своими двумя ассистентами, как казалось сегодня Вере, слишком суетился и торопился, плохо продумал построение мизансцены, что непременно скажется при монтаже отснятого материала. Словом, как бы не пришлось переснимать дубль.

Но более всего знаменитую актрису раздражал оператор. На съемках трех последних фильмов Вера Холодная работала с Владиславом Дергунцовым и успела привыкнуть к нему. Этот же, новый, словно только вчера камеру увидел: все время путал средние и крупные планы, препирался с режиссером и даже пытался что-то советовать самой королеве, каково? Актриса быстро поставила нахала на место, однако настроение было испорчено безнадежно, и только высокий профессионализм позволял ей в таком состоянии все же работать.

Тут еще одна напасть: прослышав о съемках с участием несравненной Веры Холодной, в павильон набились какие-то незнакомые дамы и господа, утверждавшие, что они восторженные почитатели ее таланта. Зеваки и бездельники, проще говоря. Ишь, потянуло на дармовое зрелище! Больно нужны королеве их ахи, охи и букеты… Только отвлекают от работы, которая сегодня и так идет через пень колоду.

В конце концов Вера, не отличавшаяся голубиной кротостью, громко высказалась в том смысле, что она не слон в зоологическом саду, чтобы на нее пялиться! Праздношатающаяся публика стала потихоньку покидать съемочный павильон.

Вышел на улицу и толстый пожилой мужчина со стрижкой бобриком и подкрученными, как у кайзера Вильгельма, усами. Он-то как раз имел самое прямое отношение к тому, что происходит в павильоне, потому что фильм снимался на его деньги. Но богатый промышленник и финансист Фридрих Шварценберг относился с полным равнодушием к синематографу вообще и к блистательной Вере Холодной в частности. Было бы на что смотреть! У него другой интерес: вложив в производство фильма деньги, получить хорошую прибыль. Обычное коммерческое предприятие, не более того. А что до воплей относительно высокого искусства, так это всем дурям дурь.