Колесницы судьбы - Анна и Сергей Литвиновы

не перехватили и не стали использовать в своих ужасных целях. Спрятали его сюда, в секретный Свердловск-37, сиречь Озерковск, вместе с его возлюбленной. Дали другое имя: был Иван Петрович Кольцов, стал Иван Петрович Жильцов. Я его, впрочем, не забывал, раз в два-три года навещал. И люди из нашей спецлаборатории за ним присматривали[13].

Наконец в бетонном заборе обнаружилась дыра. Ее, видно, неоднократно пытались заделывать: досками, кирпичами, колючей проволокой. Но совсем недавно в ней снова проделали проход.

– Везде, где служат российские солдатики, – удовлетворенно заметил Петренко, – найдется тайный лаз.

Они по очереди протиснулись в дыру.

Несмотря на то что выехали экстремально рано, сказалась дальняя дорога, да плюс два часа разницы во времени, – день над бывшим Свердловском-37, теперь Озерковском, клонился к вечеру.

– Будем надеяться, наш герой не переменил своих привычек, – пробормотал полковник.

Несмотря на то что они проникли на территорию городка, пейзаж не сильно изменился: те же сосны и кустарник, только тропинок стало больше да появились вытоптанные полянки и следы от кострищ. Вскоре, впрочем, сквозь ветви показались жилые дома: стандартные панельные пятиэтажки-хрущобы, каких множество по всей Руси.

Они вышли на окраину городка. Бетонная дорога со множеством выбоин и глубоких луж огибала пятиэтажный микрорайон. На детской площадке резвились младшие школьники. Вдоль разбитой бетонки размещались крашенные в синий многочисленные железные гаражи.

Петренко уверенно ступил на территорию гаражного кооператива. Данилов поспешал за ним. Большинство боксов оказались закрыты, лишь в нескольких за распахнутыми дверями копошились люди. Полковник со знанием дела направил стопы к самому многолюдному собранию.

Внутри бокса, над смотровой ямой, нависал старый «Форд». Двое мужиков под светом ярких ламп копошились под его днищем. Еще трое, как водится, стояли вокруг и деятельно наблюдали.

Петренко подошел к первому наблюдателю и что-то тихо спросил. Тот кивнул: «Здесь!» Громко свистнул и гаркнул:

– Жильцов!

– Аюшки? – откликнулся из-под машины голос.

– Ходь сюды! До тебя пришли.

Из ямы выполз мужик средних лет, в спецовке и грязной кепочке, руки в масле. Щурясь после яркого света, вгляделся в прибывших. Узнал.

– О, Сергей Александрович! Сколько лет, сколько зим!

Лицо его светилось дружелюбием.

Протянул не руку, испачканную маслом, а относительно чистый локоть. Петренко, улыбаясь, потряс его.

Мужчина тут же скомандовал – своему помощнику, а также праздным наблюдателям: «Ко мне пришли, посему сервис на сегодня закрывается».

– Да как же, Иван Петрович, вы ведь обещали, – плаксиво проговорил один, молодой, – судя по всему, хозяин «Форда».

– Обещал посмотреть и поставить диагноз. Диагноз поставлен, задачи определены, за работу возьмемся завтра. Давайте, мужики, не задерживайте добрых и честных людей.

Недовольно супясь, мужчины потянулись к выходу из бокса. За ними полез из ямы помощник.

– Значит, Петрович, я тоже пошел?

– Иди, иди, дорогой, ты больше не нужен.

Судя по всему, хозяин гаража пользовался тут немалым авторитетом.

– Сейчас, я только сполоснусь, – сказал он Петренко. Отошел к верстаку, полил самому себе на руки растворителем, оттер их ветошью. Потом снял с себя спецовку и стал плескаться у рукомойника, щедро поливая водой руки, лицо и шею. Тело у мужчины было белым, не загорелым, со множеством родинок.

Когда он привел себя в порядок и переоделся в чистое, вышел из бокса к Петренко с Даниловым и спросил:

– Пойдем к нам? Ленуся будет очень рада.

– Нет, Петрович, мы здесь инкогнито, – отвечал полковник, – давай тут, на месте, с тобой перемолвимся. Кстати, как Лена?

– Все как прежде. Преподает, репетиторствует. В этом году тринадцать абитуриентов воспитала, – мужчина дружелюбно кивнул на Данилова, – товарищ ведь не из налоговой полиции? Все как один поступили.

– Как дочки?

– Алиска четвертый курс оканчивает, Анфиса на втором.

– В Москву не думают переводиться?

– Да зачем им та Москва! К нам на все каникулы приезжают и на выходные – Екат, считай, рядом.

– Слушай, Петрович, разговор у нас серьезным будет, и лучше, чтобы нас никто не видел. Поэтому давай присядем прямо здесь и ворота от греха прикроем.

Они устроились в боксе на двух лавках подле верстака. Петренко наконец представил Данилова.

– Сотрудник? – уважительно кивнул тот.

– Никак нет. Он твой коллега. Как ты, мысли читает, одним взглядом бандосов обезвреживает. – Сергей Александрович говорил слегка шутейно – такой, видать, стиль утвердился между этими двумя товарищами, которые относились друг к другу с явной симпатией.

– О, я-то давно не практиковал, – обратился мужчина к Данилову. – Мне товарищ полковник запрещает. – От него, казалось исходили волны доброжелательности.

– Ничего, – усмехнулся Петренко, – есть шанс вернуться в большой спорт.

И, посерьезнев, изложил сервисмену их дело. Для начала рассказал о Козлове как о выкормыше того же ИППИ, что и Кольцов. Сказал: «Этот тип нынче высоко вознесся и много бед успел принести. А теперь, если его не остановить, может неисчислимых бедствий натворить. Настоящее исчадье ада».

– Борьба наша с ним никем не санкционирована. Мы действуем на свой страх и риск. Шансы победить, конечно, имеются, но, учитывая все способности Козлова, дело у нас расстрельное. Но лучше, как мы считаем, попытаться и погибнуть, чем потом всем вместе где-нибудь в атомном бомбоубежище задыхаться и сетовать, что духу не хватило поперек пойти.

– Мне какая роль отводится? – вопросил Кольцов-Жильцов.

– Пока вместе с Даниловым страховать нас всех и защищать. Козлов, судя по всему, начал свои подлые выпады.

Полковник рассказал о пожаре в Вариной квартире, о рухнувшем карнизе на Невском, о сумасшедшей «десятке» на трассе Ивангород – Питер.

– А в один прекрасный день мы с тобой выступим против него вместе – согласованно, единым фронтом. Но ты, конечно, можешь отказаться. Мы тебя неволить не можем.

– Ах, полковник, собака ты дикая, – с фамильярностью проговорил хозяин, и Данилов впервые заметил, что хозяин гаража лет на пять старше его спутника. Лоб с широкими залысинами избороздили морщины, рыжеватые волосы на висках тронула седина. Но яркие васильковые глаза глядели молодо и бесстрашно. – Явился и искушаешь! Да неужели ты думаешь, мне все, что сейчас в нашем королевстве происходит, глубоко не противно? Я тут чуть в запой не ушел со всем тем, что вокруг творится, – спасибо, Ленка выходила, водку от меня прятала и штаны, чтоб я в магазин за горючкой не сбежал. И ведь был я в глубочайшей растерянности. Но если ты говоришь, что персонифицированное зло и корень всех бед – Козлов, я готов тебе, Сергей Александрович, поверить. Тем более я пару раз видел его в телике – и впрямь, отвратный тип. Но имеется ли у вас план, господа хорошие, как действовать?

– Планы пока верстаются, – ушел от ответа полковник. – Сейчас первоочередная задача – сберечь самих себя и не погибнуть.

– Ты ведь марксизму-ленинизму когда-то учился, а, товарищ полковник?

– Сдавал, – кивнул тот, – в краснознаменном институте. На излете советской власти.

– Разве тебя коммунисты не учили, что путь индивидуального террора есть негодный и порочный? – лукаво вопросил Кольцов.

– Когда речь идет о терроре против людей – наверное, так оно и есть, святая правда. А если мы выступаем против этого существа, дело наше скорее следует толковать как экзорцизм, или изгнание дьявола… Короче говоря, дорогой мой Иван Петрович, если согласен и готов, давай иди домой, собирай манатки. Я освобождаю тебя от подписки о невыезде из городка и забираю в Москву. Вылет сегодня вечером. Должны успеть.

Пока беседовали и потом ждали, сидя в боксе, когда Кольцов-Жильцов соберется, совсем стемнело.

Данилову хотелось позвонить Варе, выведать, как она, в порядке ли, но знал, что все равно не ответит: она планировала находиться в местах, где мобильник не ловит. С другой стороны, там девушка, скорее всего, и от злобных чар Козлова защищена.

Наконец Иван явился с сумкой.

– Давай я закрою бокс и ключи Жоре, помощнику своему, отнесу. Он и «его фордейшество» завтра доделает.

– Что ты Лене сказал? – спросил полковник.

– Я человек военный, хоть и в отставке, она понимает. Сказал, срочная командировка.

– А про меня?

– Нет, конечно. Ты ж просил.

В темноте дырку в заборе снова использовать не стали. Рискнули выйти через проходную.

– Раз я убываю, никто меня записывать на вахте не будет, – пояснил друзьям Петренко.

К его удостоверению-«вездеходу» солдатик на посту