На черной лестнице - Роман Сенчин

– Даже не знаю, – сказала девушка. – У меня сестра в том году купила квартиру…

– И за сколько?

– Двадцать пять тысяч.

– Долларов?

– Да нет, – официантка хохотнула и снова глянула в направлении того столика, – рублей.

– Мгу! Это же копейки. – Илья даже поежился. – А больше не знаете?

Девушка подумала.

– В Носово, кажется, дом продают. Видела объявление.

– И далеко это Носово? А?

– Да нет. На трассу на Солигалич выйдете, и – справа. Там свороток. Километров пять от трассы.

Илья взглянул на Романа:

– Сбегаем?

– Ну ты что?! Куда, неизвестно, зачем…

– Там хорошая дорога, – вдруг стала уговаривать официантка, – летом мы часто гуляем… Объявление вот тут, у магазина висит. Вчера видела.

– Спасибо, конечно, – усмехнулся Роман, – но, понимаете, это мы так. Мы писатели, из Москвы. И у нас разные фантазии…

– Сбегаем, сбегаем, – перебил Илья. – Может, я куплю. Получу гонорар или что-нибудь, и будет дача.

– Да какая дача?! Если даже купишь, ездить замучаешься…

Пока Роман с Ильей спорили, девушка ушла. Но осталась у двери на кухню, поглядывала на них.

Только принялись за карасей, подошел один из парней из-за того столика.

– Что, – нагло уселся на свободный стул, – проблемы какие?

– В смысле? – На всякий случай Роман покрепче сжал вилку.

– Чо к девушке пристаете? Чо такое?

– Мы не пристаем. Просто спросили.

– А чо ее спрашивать? Меню висит, все понятно написано.

Илья улыбнулся примирительно:

– Да мы о другом. Спросили, до скольки музей работает. Мы приезжие.

– Да вот в том-то и дело, что приезжие, – голос парня слегка потеплел. – А музей дальше по улице. Дошли и узнали. К девушке только не надо лезть. Это моя девушка. Взяли, покушали спокойно и пошли. Добро?

– Угу.

– Ну вот, – парень поднялся, – приятного аппетита.

Ели молча, сосредоточенно глядя в тарелки. Пюре было вкусным – с молоком и маслом, картошка тщательно размята, – а карась…

– Карась и карась, – заворчал Роман, – кости сплошные, тиной пахнет. А говоришь – уникальный. Хм… Каждому городишке надо что-нибудь уникальное о себе придумать, чтоб отличаться. У нас вот, где я родился, – самые лучшие помидоры в мире. Прям нигде лучше нет. Даже праздник помидора ввели, в конце августа все с ума сходят – конкурсы, карнавал, машину за самый большой помидор… Как-то в Армавире побывал, на Кожиновских чтениях, так в Армавире этом – лучшее в мире растительное масло…

Илья кивал, тщательно выбирая кости, пытаясь наскрести на вилку рыбьего мяса.

– Ну вот видишь, Илюха, а ты говоришь – безысходность. Тоже жизнь, страсти.

– Да-а, – Илья закурил, выпустил дым в морозный воздух, – жи-ызнь. В этом и есть безысходность. Что ждет эту девушку? Такой кавалер ей шага сделать не даст. Видишь, пасет как.

– Ну, выйдет замуж за него. Или куда-нибудь в Кострому сбежит, устроится на фабрику.

– Вряд ли. И замуж – тоже. Это может всю жизнь тянуться.

– Вот, кстати, – обрадовался Роман, – напиши об этом. Повестишку страниц на сорок. В своем стиле: мечты, стремления, а в реальности – вязкая провинциальная ежедневность.

– Об этом столько понаписано. И мной в том числе. Помнишь «Потенциального покупателя»? О том же самом, в сущности… Ладно, – Илья бросил окурок, – пойдем объявление посмотрим.

Как Роман ни упирался, Илья настоял пойти в деревню Носово посмотреть дом. Тем более что, по расчетам Ильи, это должно было занять в общей сложности всего часа три.

Без особого труда нашли трассу на Солигалич. Нужно было пройти по ней, как узнали от местных, с километр, а затем свернуть направо. «Свороток не пропу́стите, он там один». И действительно, свороток оказался на месте. Свернули, пошли по узкой дороге. Было холодно, снег громко и резко хрустел по ногами – хрум-хрум-хрум.

– В детстве очень взрослым завидовал, что под ними снег хрустит, – со сладковатой грустью сказал Илья. – Специально топал ногами изо всех сил, а он не хрустел. А когда стал хрустеть, мне уже все равно было – ходил и не замечал.

– А что, под детьми он не хрустит, что ли?

– До какого-то возраста не хрустит… Лет в пять не хрустит.

Дорога тянулась через большую поляну. Слегка холмистую. Поднялись на очередной холмик и увидели впереди темные пятна – судя по всему, избушки.

– Гляди, – остановился Илья, – тут лиса была недавно.

И, наклонившись к следу, точно охотничья собака, запетлял по еле заметным ямкам в снегу. Следы свернули с дороги, и Илья сразу провалился по колено.

Выбрался, сообщил восторженно:

– Оказывается, и лисы есть! Эх-х, поохотиться бы!

– Поселишься, будешь охотиться. Здесь, кажется, и охотничьи сезоны соблюдать не надо – ни одного мента, кстати, не встретили. Пали не хочу.

Илья шутку не поддержал, пошел дальше.

Деревня Носово представляла собой два ряда домов. Никаких других построек вокруг них почти не было. Даже будок сортирных. Ограды окружали участки чисто символические – низенькие, из штакетника… Роман вспомнил, как огорожены усадебки на его родине: глухие заборы в полтора человеческих роста, часто с набитыми поверху досок гвоздями.

Дома были странные – очень длинные и состоящие из двух половин. Одна половина: нормальный сруб на фундаменте, с резными узорами вокруг окон, под кровлей; вторая же – ниже, без окон, построенная словно бы из остатков того, из чего строили первую половину. Напоминали эти дома расшитую варежку с вытащенной наружу подкладкой со швами, торчащими нитями, следами грязных пальцев. Нечто такое.

Роман не выдержал:

– Почему так построено? Илюх, почему одна половина такая, а вторая как изнанка какая-то, а? Ты же готовился…

– В одной люди живут, а во второй корова, сеновал, инструменты лежат.

– И уборная там?

– Наверно.

– Хм, интересный подход.

– Удобно. Не надо по двору туда-сюда бегать, особенно в метель. Перешел из одной половины в другую – и все.

– Ясно. – Роман поднял лицо и оглядел небо; почему-то показалось, что сейчас налетит ветер, закружит снег, и придется стучаться в первую попавшуюся избушку, проситься переждать непогоду. Их впускают, поят чаем. Пожилые хозяева и их молодая дочь. Метель все не кончается, у него завязываются отношения с дочерью. Обоюдная симпатия. Он рассказывает ей о Москве. Много времени они проводят вдвоем во второй половине избы. Конфликты со стариками; как только метель утихает, их с Ильей выпроваживают. Дочь плачет… Очень в традициях русской литературы.