Непуганое поколение - Александр Лапин

«Так, что они знают обо мне на сегодняшний день? – спросил он себя и сам ответил: – То, что я учусь где-то в военном училище. Так я говорил о себе в Жемчужном. Здесь, в Алма-Ате, расположен штаб пограничного округа. Пусть будет так. Я приехал сюда на соревнования. Например, на закрытое первенство погранвойск по троеборью».

Этой легенды он и решил придерживаться.

Звонок. Еще звонок. Длинные гудки. И наконец на том конце провода берут трубку. Приятный женский голос отвечает:

– Але!

– Здравствуйте! Я могу услышать Амантая?

– А кто его спрашивает? – живо поинтересовалась девушка.

– Это друг его. Из Москвы. Казаков.

– Минуточку, – и потом, видимо прикрыв трубку ладошкой, в сторону: – Аманчик, тебя!

«Интересно, кто же это его Аманчиком зовет?»

– Здравствуй, дорогой! – раздался в трубке голос друга. – Ты откуда?

«Какой-то он напряженный. Может, я не вовремя? Ну да ладно, я же не каждый день звоню».

– Здорово! Я здесь, в Алма-Ате. Приехал на соревнования.

– Ой, бай! Рад тебя слышать! – как-то уныло проговорил Амантай.

– Встретиться бы надо. Сто лет вас, чертей, не видел. Вы ж теперь все здесь. Я знаю. Шурка учится на журналиста. Вовуля поступил на биологический. Давай соберем всех до кучи. Посидим! – захлебнулся радостью Казаков.

Сам Амантай Турекулов, конечно, знал об этом. Он уже полгода как является освобожденным секретарем комитета комсомола университета. У него даже имеется свой, пусть небольшой, кабинет в отделанном мрамором шикарном административном здании в Казгуграде. С шестнадцатого этажа – высоты птичьего полета – открывается красивый вид не только на белые горы и зеленый город, но и на карьерные перспективы. Поэтому он не торопится бросаться в объятия старого друга. И пока идет такой ни к чему не обязывающий разговор, он мысленно прикидывает: а надо ли ему встречаться? Может быть, стоит уклониться от объятий? Как-никак он уже фигура в свои двадцать с небольшим.

А они? Амантай поморщился.

С Дубравиным они недавно виделись. Шурка – он такой. Конфликтный, слишком принципиальный. Его выбрали секретарем комсомольской организации группы, а он уже поссорился с секретарем комитета комсомола факультета. Тот на него жаловался Амантаю.

Амантай прикинул плюсы и минусы. И решил, что плюсов больше. Надо встретиться. Да и хотелось похвастаться перед ребятами, чего достиг, показать.

Понятное дело, что, как в прошлый раз, к «Мертвяку» они больше не пойдут. Разговор он закончил просто, но твердо:

– Анатолий! Ты ни о чем не переживай. Собери ребят. И в среду я все вопросы порешаю, а в четверг встречаемся. Позвони мне.

Амантай вырос в казахской семье, где гостеприимство было не то чтобы нормой, оно было святой обязанностью. И хотя он уже усвоил сословно-иерархические, а также бюрократические тонкости приема гостей, все-таки простая благодарная память и чувство дружбы взяли в этот раз верх над вырабатывающейся чванливостью.

Он и правда все организовал. Выпросил у дяди машину на целый день. Договорился со знакомым секретарем комитета комсомола юридического факультета, который искал его покровительства (были уже и такие), о даче. Кое-чего прикупил. И ровно в назначенное время подкатил на черной цековской «Волге» к гастроному «Столичный», что в центре Алма-Аты.

Ранняя осень уже позолотила сусальным золотом резные листья кленов, засушила, осыпала серым пеплом увядающую круглую листву на тополях, прошлась холодным дыханием по скверам и паркам города. Но фонтаны еще работают. А красиво застроенный центр города по-домашнему уютен. Они все поняли это, когда «Волга», набирая скорость, плавно пошла вверх по Коммунистическому проспекту в коридоре между огненными деревьями, а потом свернула около Новой площади с ее строгим комплексом дворцов, скверов, зеленых ковров газонов.

Амантай важно сидит на переднем сиденье. Руководит процессом. С тех пор как Казаков видел его, он сильно изменился. Нет больше худого, как жердь, с плечами словно вешалка аульного подростка с черной челкой над глазами. Лощеный, слегка располневший, одетый в дефицитные джинсы и спортивную замшевую куртку, он оставляет впечатление уверенного в себе, знающего себе цену «городского» казаха. Когда-то в Жемчужном он постоянно комплексовал, чувствовал себя ущемленным, задвинутым в тень. Теперь он внутренне ликует и гордится перед друзьями. Всем своим видом он словно бы говорит: «Смотрите, чего я добился за эти годы. Завидуйте!».

У Шурки Дубравина такие же широченные вислые плечи. Так же в нем чувствуется какая-то скрытая за покоем неведомая сила. Но появилась и какая-то немолодая задумчивость, странная горечь, проступающая даже в улыбке.

Рядом с ними Анатолий кажется еще более подвижным, смешливым и веселым. Внешне он за эти годы изменился меньше всех. Разве что только после всех экспериментов над внешностью – бакенбардов, усов, немыслимых клетчатых штанов и цветастых рубашек – он теперь выглядит весьма скромно. Короткая аккуратная стрижка поношенные джинсы, курточка. Студент, не студент? Так, приятный во всех отношениях молодой человек.

Странно начал меняться Вовуля Озеров. Был беленький, худенький, лопоухий мальчишка с тонкой шеей, выглядывающей из воротничка голубой рубашечки. И вдруг из того мальчика стал проступать мужичок. Волосы потемнели, кожа огрубела, полезла щетина. Не совсем, но почти другой человек.

Амантай показывает дорогу. Толька смешит народ шуточками. Машина мчится к горам. А пьянка начинается прямо в салоне. Все как у героев Ильфа и Петрова. Стоило им оказаться в автомобиле, как решили наливать. Так что, когда въехали на территорию садоводческого товарищества, где их уже встречал то ли друг, то ли подчиненный Амантая по комсомольской линии, уже были навеселе. Может быть даже, «навеселе» – мягко сказано.

Дачка небольшая, как все прилепившиеся на шести сотках у подножия гор. Кажется, что стоит выйти за ворота – и вот они, зеленые холмы. А потом все выше и выше, пока не дойдешь до снегов. Простор кругом такой, что взгляду некуда упереться. Рядом с дачным поселком аллея высоченных тополей. На них расположилась целая стая черных галок. Наблюдают за приехавшими. Кричат. Обсуждают. Изредка то одна, то другая слетают вниз, прохаживаются по пожухлой траве двора. Косят блестящим черным глазом. Потом взлетают к себе на ветку. Делятся новостями. Видно, что они не очень довольны соседями, которые немедленно вытащили громкую музыку и принялись разводить огонь, чтобы пожарить шашлыки.

На дачной веранде уже расставлены столы и стулья. Туда сносятся припасы из багажника: пиво в черных бутылках, водка с синими этикетками «Пшеничная» и «Столичная». (На «Пшеничной» изображено единственное в Алма-Ате по-настоящему высотное здание гостиницы «Казахстан».) Хозяин расстарался. Нарубил большими кусками огненно-красные мясистые помидоры, навалил кольцами пахучей копченой колбасы. Тут же стоит в пластмассовых высоких бутылках с фирменными крышечками купленный непонятно где и по какому случаю кумыс.