Непуганое поколение - Александр Лапин

Еще горит жар в металлической шашлычнице, дурманит, вызывает слюноотделение запах жарящегося мяса с луком, а они уже за столом. Эх, были бы с ними девчонки, не надрались бы они так. Старались бы выглядеть прилично. Ну а тут холостяцкая пирушка. Подняли тост за встречу. А потом пошло-поехало. Первая – колом. Вторая – соколом. А остальные – мелкими пташечками. Арак запивали пивом. Получался ерш. Коктейль страшной, убойной силы. Молодые, глупые. Каждый опытный питок знает: с чего начал, тем и заканчивай.

Амантай крепился. Старался ходить прямо. Но его все время таскало из стороны в сторону.

Вовуля перебрал. И раз пять бегал в кусты. Кидал харчи.

Толька все начинал запевать песню. Но ее никак не подхватывали:

– Ой, то не вечер, то не ве-е-чер… – тянул он, то завывая в голос, то переходя на медвежий рык.

Взял слово Дубравин:

– За наших учителей! Знаете, чем дольше я живу на свете, тем чаще их вспоминаю. Есть такие люди, которые оставляют след в наших сердцах. К таким людям я отношу нашу дорогую Александру Михайловну, а также Кочетова, а также… э-э-э… Феодала Тобикова и всяких прочих добрых людей… э-э-э… А также я предлагаю…

– Да хватит тебе! – загалдели ребята.

– Поехали!

Шурка аж обиделся:

– Не перебивайте меня! А также хочу выпить за нашего дорогого отсутствующего друга Андрея!

– За Андрея! За Андрея! – завопили все. И выпили, так и не дав ему закончить тост.

– Тостуемый должен встать! – начал поучать народ Толька. – И тостующий тоже! Вот сейчас я буду говорить здравицу в честь нашего друга Амантая. А ты, Аманчик, вставай! Ты тостуемый. А я тостующий. Давай с тобой на брудершафт…

Это была молодая, веселая пьянка. А у кого таких не было? Спорили. Ругались. Но, слава Богу, до драки не дошло.

Гуляли до темноты. Потом на веранде зажгли свет. И под неумолчных сверчков пели песни. Пели и пили. Пока арак не сказал «йок». То есть пока водка не кончилась.

Между Амантаем и Шуркой завязался разговор. Как бы по душам, а на самом деле по службе.

Из ЦК ВЛКСМ спустили разнарядку. Обязали провести подписку на новый молодежный журнал «Студенческий меридиан». Обычное дело. Ержан, как всегда, собрал секретарей с курсов. Посовещаться. Кто сколько должен подписать экземпляров среди студентов. Все восприняли команду «под козырек». Один Дубравин полез в бутылку. Начал прямо на совещании разводить демагогию. Мол, подписка на журнал стоит аж пятнадцать рублей. Стипендия на факультете – сорок. Если высчитывать эти пятнадцать, как предлагается, из стипендии, на что жить? Тем более что некоторые студенты и стипендии не получают. И вообще, если журнал хороший, то люди и так подпишутся, а если плохой, то в следующий раз. Глядя на него, некоторые секретари тоже встали на путь саботажа. Переругались они там.

Дошло до него. Вот Амантай по дружбе, но напористо заговорил об этом:

– Зачем тебе надо было спорить на факультете об этом журнале?

– Аман, да неправильно это!

– Что неправильно?

– Такие разнарядки. Мне за журналистов стыдно. Они что, нормальный журнал сделать не могут? Убогие умом?

– Э-э, не нам судить. Наше дело – выполнять распоряжения, – уклончиво ответил Турекулов, прокалывая вилкой красный бок сочного помидора.

– Как не нам? А кому же? Журнал-то для нас предназначен! – недоумевал Шурка.

– Ну и что? Есть план. Его надо выполнять. Ты как будто маленький. Не понимаешь, что ли?

– Не-е, не понимаю. Пусть хороший журнал сделают. Тогда не надо будет никого заставлять.

Нашла коса на камень. Не понимали они друг друга. Упрямо отстаивали свои позиции и так и не смогли договориться. Хорошо, что пришел хозяин дачи с новой бутылкой водки. И начал наливать.

* * *

А поутру они проснулись. Хмурые. И больные. Руки трясутся. Рожи. Да, да, какие уж тут лица! Похмельные. Пока умывались, объявился хозяин. Водки он вчера нашел только одну бутылку. А посему метнул на стол кумыс. Кумыс резкий и хмельной. Так что через полчаса они уже оживились, зашевелились. Всем надо по делам. А тут и машина пришла.

Сели в черную «Волгу». Окна запотели сразу. Шофер, молодой, вертлявый, крепенький мужичок, потянул носом хмельной дух и не выдержал, вздохнул с завистью:

– Да-а!

И добавил:

– Однако духан от вас крепкий.

Одно слово: погуляли. Культурно отдохнули.

В большой аудитории, где за исписанными коричневыми столами мог собраться весь их поток, а это без малого сто человек, сегодня просторно расположилась только их группа. Ждали преподавателя казахского языка. Староста группы Несвелля Шакерова вела с ним длительные секретные переговоры. И сегодня информировала о них группу. Дело было в том, что толком никто казахский язык учить не хотел. Ни сами казахи, ни уж тем более русские студенты. Кроме того, у русских сложилось, мягко говоря, предвзятое отношение к этому предмету. Зачем им, представителям великой нации, изучать язык какого-то кочевого народа? Язык, в котором нет слов, обозначающих сложные научные понятия. Но зато, к примеру, более двухсот определений лошадиной масти.

В общем, имел место некоторый снобизм.

Да и сам преподаватель казахского – сын известного местного писателя – не внушал уважения. Он был запойный пьяница и бабник. И все на факультете знали, что с ним можно договориться.

Несвелля, интеллигентная, красивая, ухоженная казашка с тонкими чертами надменного, раскосого, смуглого лица, роскошные волосы уложены на голове в сложную прическу, рассказывала на чистом литературном русском, которым она страшно гордилась:

– Договорились так. Наши ребята встретятся с ним у «гармошки» и передадут всю собранную сумму. А завтра он проведет зачет. И всем выставит оценки. Поэтому прямо сейчас мы должны собрать деньги и передать их Дубравину и Ташкимбаеву. Они пойдут.

– Пойдем! С Ахметом! – пожал плечами Александр.

Честно говоря, за весь полуторагодовой курс изучения языка он усвоил несколько слов. А из выражений запомнил только одно: «Арэстан мен тульки». Это что-то о львах. Так что отступать и ему было некуда. Тем более не мог он отказать старосте. Ведь Несвелля помогала ему во всем. Она аккуратно вела конспекты. Давала списывать задания. Прикрывала его, если он пропускал занятия. И вообще, судя по всему, давно уже неровно дышала. В общем, они хороводились уже давно. Но Дубравин действовал по известному мужскому принципу: «Не люби, где живешь, не живи, где любишь».

Так что он держал дистанцию. Стараясь не переступать черту и не связывать себя обязательствами. Хотя как женщина она ему нравилась. У нее тоненькая фигурка и большая, чуть вислая грудь. Ее хитрые черные глаза постоянно смешливо наблюдают за ним. А остренький язычок подначивает его, когда он по-деревенски начинает гэкать во время разговора.