Сейчас и навечно - Эмма Скотт

– Я не знаю.

«Пусть это будет так».

Я обнял ее и медленно закружил в танце, слушая шепот мыслей в своей голове.

– Чего ты хочешь, Дарлин?

– Думаю, я хочу, чтобы ты поцеловал меня. Нет, я знаю, что хочу. Больше всего на свете.

Услышав, как она произносит эти слова, глубоко внутри меня что-то затеплилось. Не похоть или желание. То, чего я хотел от нее, выходило за рамки простой близости. Гораздо глубже.

– Но, Сойер, я должна кое-что сказать тебе.

– Все что угодно.

– Если бы все было так просто.

Ее красивое лицо исказила гримаса боли, и песня закончилась. Зазвучала «In the Mood» – зажигательная свинговая песня, и толпа в безумном порыве кинулась на танцпол.

Жар и страсть между нами испарились, и я почувствовал себя так, словно кто-то выдернул меня из теплого и темного подвала на яркий холодный свет.

Какой-то незнакомый парень пригласил Дарлин потанцевать, но она вежливо отказалась и пошла со мной обратно к бару, откуда за нами наблюдал Джексон с очередным «Московским мулом» в руке.

Он открыл рот, чтобы пошутить, но передумал, задав нейтральный вопрос:

– Ты хорошо проводишь время?

– Просто отлично, – ответила Дарлин, не глядя на меня. – Я безумно рада, что вы пригласили меня в город.

– Рад слышать, – сказал Джексон, и его взгляд остановился на мне. – Думаю, пора заканчивать.

* * *

Мы попрощались с друзьями, а Дарлин обменялась телефонными номерами с Пенни. Я надеялся, что они подружатся.

«Что угодно, лишь бы Дарлин была счастлива».

Джексон, Дарлин и я вернулись домой на машине «Убера», возле которой они с Джексоном расцеловали друг друга в щеки.

– Спасибо тебе большое. Я здорово повеселилась. – Она взглянула на меня и быстро отвела взгляд. – Это была чудесная ночь.

А затем она поспешила наверх, оставив после себя запах духов и вишни.

Может быть, это все действие водки, но меня накрыло чувство спокойствия и умиротворения.

Джексон не сводил с меня глаз.

– Ну и? Что за чертовщина происходит?

Я улыбался как идиот и даже не пытался скрыть этого: у меня больше не было ни правил, ни шагов, ни плана действий. Я притянул к себе озадаченного друга и крепко обнял его.

– Спасибо, чувак, – сказал я.

– За что?

– За сегодняшний вечер.

«За нее».

Во вторник днем я рассеянно пялился в пустую тетрадь, лежащую у меня на коленях. Голос Эндрю гудел на фоне моих мыслей, словно надоедливый комар, когда он приставал к Бет и Сане с вопросами. Он монополизировал всю учебную группу, паникуя из-за предстоящего итогового экзамена по американской истории права. Это был последний экзамен, и – как и в случае с другими – я не сомневался, что сдам его. Я провел столько бессонных ночей за учебниками со своей эйдетической памятью, что должен не просто закончить колледж, но и сделать это с отличием. Но впереди меня ждали три дня изнурительного тестирования в Сакраменто для сдачи экзамена на адвоката, а я ничуть не приблизился к тому, чтобы найти подход к судье Миллеру.

«Мне нельзя отвлекаться».

Но я отвлекся. Я постукивал ручкой по колену, решив наконец сфокусироваться, но видения красных губ и вишни рядом с ними, черного платья и длинных ног, разгоряченного тела, прижатого к моему, проникали в мои мысли – словно приманка для изголодавшегося мужчины.

Я изголодался по Дарлин. Во всех смыслах.

Генриетта однажды сказала мне, что ни один человек не может представить себе жизни лучше, чем та, которая у него уже есть: на самом деле знать и чувствовать, что она возможна. Именно по этой причине, по ее словам, большинство людей так много работали, чтобы просто оставаться на том же самом месте. Они никогда не стремились к тому, чего действительно хотели, считая, что им никогда не добиться желаемого. Но это было не так. Словно слова, написанные на зеркале заднего вида: «Объекты могут быть гораздо ближе, чем кажется».

Мне предстояло еще так много работы, и даже если я сдам экзамен и судья Миллер возьмет меня к себе, мне придется продолжать трудиться гораздо усерднее, чтобы не потерять эту должность и продолжать обеспечивать Оливию самостоятельно. За каждой финишной чертой всегда будет появляться новая, которую тоже нужно пересечь. Разве не глупо было с моей стороны хотеть достичь чего-то большего? Представлять усовершенствованную версию своей жизни?

Моя ручка щелкнула о джинсовую ткань на колене.

Закон, в котором я находил свое убежище, – потому что он делил мир на белое и черное – теперь казался холодным на фоне теплой улыбки Дарлин. Святилище закона было пустым местом. Она была жизнью, и, возможно, если я не облажаюсь, то смогу предложить ей что-нибудь взамен.

«Как насчет того, чтобы начать с первого свидания?»

На моих губах растянулась еле заметная улыбка. Я с громким хлопком закрыл тетрадь, испугав остальных, и собрал свои вещи.

– Куда ты идешь? – потребовал Эндрю.

– Домой.

– У нас остался один экзамен.

– Не сомневаюсь, что сдашь его на отлично. – Я похлопал его по плечу.

– Засранец. – И Эндрю стряхнул мою руку.

Я усмехнулся.

– Дамы. С вами было приятно иметь дело.

На улице я достал телефон и набрал номер спа-центра «Серенити». Женщина на ресепшене ужасно высокомерным голосом сказала мне, что Дарлин уже ушла.

– Очень рано, – добавила она с придыханием.

Номер телефона Дарлин отложился в моей суперпамяти, но я не хотел звонить или писать ей. Я хотел увидеть ее, поговорить с ней лично, когда сделаю монументальный, ошеломляющий, меняющий жизнь шаг – приглашу женщину на свидание.

«Джексон наделает в штаны».

Я посмеялся над собой и позвонил Елене. Задав несколько вопросов об Оливии, я изо всех сил попытался придать своему голосу более непринужденный тон:

– Вы не знаете, вернулась ли Дарлин домой?

– Да, – ответила Елена. – Занесла детям шоколадное печенье и снова ушла. Такая хорошая девочка.

– А вы не знаете куда она собралась?

– Нет, но, судя по одежде, на репетицию.

– Точно. Хорошо, спасибо, Елена. Сегодня буду дома вовремя.

– Не спеши, querido. Никакой спешки.