Холокост. Новая история - Лоуренс Рис

Кроме того, 5 ноября 1937 года Гитлер заявил, что для него главная цель политики — безопасность немецкого общества, а первостепенный вопрос, который надо решать, — обеспечение жизненного пространства. Это полностью совпадает с тем, что он излагал еще в 1924 году в своей книге40. Далее фюрер подчеркнул, что Германия должна как можно быстрее двигаться вперед, проводя агрессивную внешнюю политику, потому что нынешнее преимущество, достигнутое благодаря перевооружению, вечным не будет. Наладить партнерские отношения с Лондоном не представляется возможным — это очевидно. Действительно, Риббентропу, летом 1936 года назначенному послом в Великобритании, чтобы в том числе добиться прочного германо-британского союза, заключить желанный альянс не удалось. Теперь Гитлер считал, что Великобритания, которая не хочет и не может согласиться с существованием сильной Германии, в грядущем конфликте станет противником.

Геринг, как всегда, фюрера в развернувшейся дискуссии поддержал, но остальные военачальники были настроены скептически. В особенности они опасались — пророчески, — что Германия может оказаться втянута в войну на два фронта. Аргументы были обоснованными, но Гитлер от своих подчиненных желал услышать вовсе не это.

Все, кто выразил на этом совещании те или иные сомнения или выражал их ранее, в ближайшие несколько месяцев покинули свои посты, а Бломберг, Фрич и Нейрат вообще лишились их в один день.

Бломберг в январе 1938 года женился, и тут выяснилось, что до этого его супруга давно была на заметке у полиции — еще с тех пор, когда была замечена позирующей для порнографических фотографий. Военная элита, надо сказать, испытала шок, а Гитлер и Геринг увидели в этом подрыв авторитета вермахта. 26 января Бломберг был снят со всех постов, а 4 февраля отправлен в отставку.

Фрич в этот же день подал в отставку сам — после того, как его ложно обвинили в гомосексуальной связи. 18 марта 1938 года он был оправдан, однако в должности не восстановлен.

Нейрат покинул министерство иностранных дел, получив «повышение» в виде поста президента кабинета министров — консультативного органа, который ни разу не собирался.

Все новые люди, назначенные на ключевые посты военного и других ведомств, оказались либо более покладистыми, либо менее смелыми. А может быть, в их характерах сочетались оба этих качества. Министром иностранных дел Германии стал Иоахим фон Риббентроп, бывший посол в Великобритании. Фрича на посту главкома сухопутных войск сменил Вальтер фон Браухич, до этого командовавший 4-й армейской группой. Должность военного министра была упразднена. Прямых свидетельств, что эти кадровые изменения произошли потому, что все, о ком идет речь, высказали свое скептическое отношение к захватническим планам Гитлера, а Фрич к тому же вступил в перепалку с Герингом, нет, но поводы отстранить их от реальной власти нашлись тут же, хотя, например, фотографиями, компрометирующими жену Бломберга, гестапо располагало достаточно давно. Так или иначе, в результате всего этого решению фюрера проводить более радикальную внешнюю политику теперь мало что препятствовало, если вообще препятствовало.

Первые шаги на пути более агрессивного поведения Германии по отношению к другим странам были сделаны уже через четыре месяца после этого знакового совещания. Тут надо заметить, что отношения между Адольфом Гитлером и правительством его родины — Австрии в последнее время стали весьма напряженными. Эта конфронтация, в свою очередь, привела к глобальным изменениям в политике нацистского антисемитизма.

До того как Гитлер стал канцлером Германии, история австрийских евреев во многом была схожей с таковой у соседей — евреев немецких. О положении венских евреев первой половины XIX века можно судить, в частности, по зданию богато украшенной синагоги (Stadttempel), построенной в центре города в середине 1820-х годов. С одной стороны, интерьер — ионические колонны и куполообразный свод — свидетельствует о процветании и успехах венской еврейской общины, а с другой — очень скромный вход, почти невидимый с улицы, заставляет вспомнить о гонениях, несмотря на то что в 1782 году император Иосиф II подписал так называемый патент о религиозной толерантности, который вводил в империи свободу вероисповедания.

В 1867 году австрийские евреи наконец были по закону признаны равными в правах с остальными подданными короны, и в Вене начался золотой век еврейской культуры. Это было время композитора Густава Малера, писателя Артура Шницлера, психиатра Зигмунда Фрейда — все они родились в еврейских семьях. Безусловно, не всех австрийцев обрадовала новообретенная свобода евреев. Особенно яростный антисемитизм демонстрировали два политика — Георг фон Шенерер и Карл Люгер. Шенерер, лидер австрийского националистического движения, был одержим тремя идеями: желанием более тесного союза с Германией, неприятием католицизма и ненавистью к евреям. Тем не менее его антисемитизм строился больше на расовой, чем на религиозной почве. Эту мысль Шенерер сформулировал так: «Религия — только маскировка. Порок кроется в крови»41. Карл Люгер, бургомистр Вены, выступал против чрезмерного представительства евреев в определенных профессиях и утверждал, что они способны развратить любое общество. Нацистам подобные заявления были бы близки. «Как только государство позволяет евреям захватить власть, — утверждал Люгер, — ему грозит скорый крах, но в тех государствах, где хватает ума изолировать евреев, монархические принципы сохраняются»42. Люгер быстро обернул себе на пользу страх венцев перед наплывом евреев из Восточной Европы, особенно тех, кто бежал из России. Появились призывы закрыть австрийскую границу, дабы не допустить въезда в страну евреев. Усиливались страхи, что они привезут с собой разные болезни. Кроме того, евреи наверняка будут призывать к революции! В ноябре 1905 года в одном из своих выступлений Люгер прямо обратился к венским евреям. Бургомистр призвал их не принимать [еврейских] революционеров — социал-демократов. «Настойчиво предупреждаю евреев: здесь может произойти то же самое, что в России. Мы, венцы, антисемиты, но мы, безусловно, не склонны к насилию и убийствам. Тем не менее, если евреи станут угрожать нашему отечеству, мы этого не потерпим»43.

Вся эта австрийская антисемитская риторика была хорошо знакома антисемитам в Германии, но в плане «решения еврейского вопроса» между двумя странами имелось большое различие, и заключалось оно в пропорциональном соотношении еврейского населения. В Германии евреев было меньше 1 процента, в то время как в Вене в 1890 году их насчитывалось около 12 процентов, то есть евреями были примерно 100 000 из 820 000 жителей города. К марту 1938-го, когда нацисты вошли в Австрию, только в Вене жили более 180 000 евреев (возможно, и 200 000), а во всей Германии в это время их уже было в два раза меньше. Таким образом, еврейскую «проблему» в Австрии нацисты расценивали как намного более серьезную, чем та, что пока еще не была решена дома, в Германии.

Вспомним, что после окончания Первой мировой войны державы-победительницы решили разделить Австро-Венгерскую империю, и Австрия стала самостоятельным государством. Новое правительство в Вене хотело, чтобы Австрия вошла в состав Германии, но по условиям Сен-Жерменского договора 1919 года это оказалось невозможно. Австрийцы не забыли, что их просьба была отклонена — вердикт очевидно странный, учитывая обещание Вудро Вильсона обеспечить право наций на самоопределение.