Магическое кольцо Каина - Ольга Тарасевич

Что ответствовали будущие родственники? Расплывчато намекали, что доходы будущего зятя не соответствуют красоте жены; требовали привести в порядок дела. Иногда доходило до смешного. Дед Натали дал Александру важное поручение – получить разрешение на переплавку огромной медной статуи Екатерины II. Статую ту заказал в Берлине Потемкин, там ее прадед Натали и купил. Екатерину привезли в Россию, но установить статую было решительно невозможно в связи с ее вопиющим уродством. В общем, лежала она себе в сарае, пока дед, пользуясь случаем, не решил на ней подзаработать. После помолвки пришлось писать Бенкендорфу о том, что свадьба внучки, быстро налаженная, застала семейство совершенно без денег, и вывести всех из этого затруднения может только Государь Император и его августейшая бабка.

Перед свадьбой Пушкин написал, как выдохнул, «Моцарт и Сальери». Друзья поэму похвалили, но засомневались: неужто и правда, Моцарт был отравлен Сальери?

Александр лишь пожимал плечами. Никаких документов, подтверждающих сей печальный факт, он не изучал. Ему это было совершенно не нужно. Каким-то непонятным образом он просто четко знал: именно так оно все и было.

Мне день и ночь покоя не дает

Мой черный человек. За мною всюду

Как тень он гонится. Вот и теперь

Мне кажется, он с нами сам-третей

Сидит.

Он писал про «Реквием» Моцарта и, казалось, сам испытывал тот леденящий страх композитора…

Но еще страшнее оказался долгожданный день свадьбы.

Приметы не предвещали ничего хорошего. Волнуясь от того, что вот-вот по праву сможет он называться мужем Натали, Александр задел локтем аналой, и лежавший на нем крест упал на пол. Потом в руке Александра погасла зажженная свеча. Когда священник, подавая кольца, уронил золотой ободок, Александр окончательно расстроился. Ему казалось, что все это знаки: счастья в этом браке никто не найдет…

Обосновались сначала в Москве.

То, что жизнь семейная будет дороже холостой, Александр предполагал. Но расходы выросли не втрое – вдесятеро. Хорошо еще, что царь вновь причислил к Иностранной коллегии и жалованья дал 5 тысяч рублей, а никаких обязанностей и не было вовсе.

Но денег все равно не хватало. Осознав, что от Натали в практических делах толку немного, что это дитя безжалостно обманывают все – от кучера до горничной, Александр сам стал разбираться с прислугой, счетами, закупками. Как ни странно, хозяйские хлопоты были ему приятны, хотя и отнимали изрядно времени. Равнодушие в глазах Натали сменилось теплотой и лукавством. Жена становилась все более красивой – и все более влюбленной в своего мужа. Когда же стало известно, что скоро и ребенок родится, Александр понял: то, что раньше он принимал за счастье, было на самом деле не счастьем, а только лишь его половиной, если не четвертью.

В Петербурге (конечно же, усидит такая красавица в Москве, ей надобно туда, где балы чаще, где поклонников больше) пришлось часто переезжать. Сначала поселились на Галерной – но квартира оказалась такой сырой, никакими дровами не протопить. Съехали на Фурштадтскую, потом на Черную речку, а оттуда на Морскую…

Переезды, детский плач, постоянные балы… Все это по отдельности можно еще было бы вынести. Но все это вместе решительно не позволяло работать.

– Поеду в Болдино, напишу хоть что-нибудь, что можно предложить издателям, – сказал жене Александр за ужином. – Завтра же хочу отправиться в путь.

Натали погрустнела:

– Et comment est-ce que je vais venir à bout de tout ça?[42]

– Tu m’écriras. Je t’expliquerai dans mes lettres ce que tu dois faire. Nous avons besoin d’argent[43].

– Хорошо. Ты же ненадолго едешь? Ты скоро вернешься?

В горле застрял комок. В этот момент любовь жены он чувствовал так ясно, так отчетливо. Да, Натали считают кокеткой. Она, и правда, чудо как хороша собой. Она обожает танцевать, любит кружить головы. Но это все не заслоняет главного – искренней теплой привязанности.

– Я приеду как можно скорее, – пообещал Пушкин, нежно обнимая Натали за плечи.

Он очень скучал по семье в Болдино. Писал Натали много, часто. Злился, если письма от нее задерживались.

«Получил сегодня письмо твое от 4‑го окт. и сердечно тебя благодарю. В прошлое воскресенье не получил от тебя письма и имел глупость на тебя надуться; а вчера такое горе взяло, что и не запомню, чтоб на меня находила такая хандра. Радуюсь, что ты не брюхата и что ничто не помешает тебе отличаться на нынешних балах… Кокетничать я тебе не мешаю, но требую от тебя холодности, благопристойности, важности – не говорю уже о беспорочности поведения, которое относится не к тону, а к чему-то уже важнейшему. Охота тебе, женка, соперничать с графиней Сологуб. Ты красавица, ты бой-баба, а она шкурка. Что тебе перебивать у ней поклонников? Все равно кабы гр. Шереметев стал оттягивать у меня кистеневских моих мужиков. Кто же еще за тобой ухаживает кроме Огарева? Пришли мне список по азбучному порядку. Да напиши мне также, где ты бываешь… Благодарю мою бесценную Катерину Ивановну, которая не дает тебе воли в ложе. Целую ей ручки и прошу, ради Бога, не оставлять тебя на произвол твоих обожателей – Машку, Сашку[44]рыжего и тебя целую и крещу. Господь с вами!»

Вернулся из Болдина, бросился сразу же домой – Натали на балу. Поехал туда, велел послать за женой – а потом долго целовал в карете ее вспыхнувшее радостью родное милое личико…

В тот день, когда по почте принесли странный пакет, Александру было неспокойно. Одолевали мысли о том, что если вдруг с ним что-то случится, то как будет выживать его семейство? Денег он им оставить не может, зато долгов за последние годы накопилось множество.

В неимоверном раздражении он распечатал присланный по почте пакет – и замер. Там было каких-то три дурацких диплома на звание рогоносца.

«Какой же это вздор, – пронеслось в голове. – Натали верна мне и любит меня».

Но непонятная тревога и дурные предчувствия не отпускали.

Со стороны, наверное, дальнейшее развитие событий выглядело фарсом, не предвещающим ничего ужасного.

Быстро выяснилось, что пакет прислал голландский дипломат Геккерн, давно уже нашептывающий Наталии Николаевне о любви своего приемного сына, Жоржа Дантеса. Наталия к ухаживаниям Жоржа относилась холодно, так как, несмотря на всю красоту молодого француза, в свете шептались чуть ли не о любовной связи Жоржа и приемного отца его. Старший Геккерн вызывал у Наталии такое отвращение, что она старалась проскользнуть мимо него незамеченной, чтобы лишний раз не здороваться с этим пренеприятным человеком.

Александр вызвал Дантеса на дуэль – тот стал юлить, делать вид, что его неправильно поняли, что он влюблен не в Наталию Николаевну, а в ее незамужнюю сестру, давно уже к нему не равнодушную.