Внучка берендеева. Третий лишний - Карина Демина

Нет, на это, вестимо, к слову надобно еще сил приложить да иных травок добавить, но все одно… только вот, как уж говорила, норов у черноягоденя нехорош. Соберешь ягоды до срока — и потравиться с этакого компоту, ибо ядовитый он зело будет. А ежель не потравиться до смерти, то животом точно маяться долго будешь. Соберешь уж спелые, так их только на компоту… да не такую, которая лечит, но обыкновенную, ягодную. Сил у травы не останется.

— Охламоны, — вздохнула Марьяна Ивановна, складывая ягоды в махонькую корзиночку. Она-то ловко собирала. Одной рученькой веточку тонкую придерживает, а другою — обскубывает. Ягодку за ягодкой.

И говорить при том говорит.

— Думаете, к чему вам, таким грозным, наука моя…

Емелька к ней ближе пересел, там, где черноягодень рос особо густо. И цвел же ж. Густая его аромата манила пчел, шмелей. Летали, гудели, и мне от их гудения неспокойно было. Все мнилося, что в волосья вобьется.

От будет радости.

А Емелька ничего, сидит, собирает. Не так споро, как Марьяна Ивановна, но старательно. Ягодку за ягодкой. У него уже и дно прикрылось в корзинке.

У Егора — пусто.

У Евстигнея — две махонькие зеленые ягодки одна за другою гоняются, а он сел в зарослях малинника да вперился взглядом туманным в колючие ветки. Внове видит чего, а чего — сам не ведает.

Лойко пальцы грязные обсасывает. Это он зазря, буде ныне с черным языком гулять.

— …а я вам так скажу, что в Акадэмии, конечно, на каждый ваш чих по целителю сыщется. — Марьяна Ивановна на царевичей будто бы и не глядела, меня и вовсе не примечала и была такая… спокойная. — И конечно, они и без вас знают, когда и какую траву собирать. Но может статься так, что окажетесь вы в месте, где целителей нет, и травников, и никого-то, кто в деле лекарском разумеет…

Еська уже почти полную корзину набрал. И притомился, а может, и наскучило ему нехитрое это занятие. Сел на траву, ноженьки скрестил, ромашку сорвал и в роту сунул.

Сидит.

Обсмактывает стебелек.

Усмехается.

Только как-то… неспокойно? А с Марьяны Ивановны глаз не сводит, хоть и глядит будто бы не на нее даже, а вбок, но все одно не сводит. Я-то чую.

И она чует.

— И что тогда?

— Тогда? — Елисей спелую ягоду снял и в рот сунул. Зажмурился. И я зажмурилась, потому как в компотах черноягодень хорош, а вот сорви так — кислый, что яблоня-дичка недоспелая, и вяжет. Но, может, волкам в том и особый смак? — Тогда, полагаю, у нас не будет времени заниматься сбором ягод, и уж тем более сушить их и зелья готовить.

Ерема брата за рукав дернул.

А Марьяна Ивановна засмеялась.

— Верно говоришь, царевич… не будет… а потому гляди-ка сам…

Марьяна Ивановна вытащила иглу длинную да по ладони провела, кровь отворяя. Высыпала та алым бисером, и Елисей встрепенулся. Еська и тот ромашку выплюнул, приподнялся, чтоб лучше видно было. Марьяна ж Ивановна ягодку в пальцах раздавила и капелькою соку на ладонь капнула. Прошептала слово… а я не расслышала, какое. И кулак сжала.

А когда разжала, то и рана сгинула.

Как не было.

— Любопытно, — заметил Иван. — А… разве это не опасно, с сырой силой работать?

— Глазастый. — Марьяна Ивановна произнесла это с усмешечкой, да показалась та мне недоброю, будто бы попрекала она Ильюшку за этакую глазастость. — Сырая сила… что ж, порой ничего иного не остается. А ты, боярин, будь добр, раз уж столь разумен, скажи, чем сырая сила опасна?

— Откатом.

— Нет, боярин, — Ильюшку Марьяна Ивановна именовала именно так, и не понять, с насмешкою ли аль всерьез, — ты сначала сказывай… что есть сырая сила?

— Сырая сила, — послушно начал Илья, — есть первичная материя, которую еще именуют божественным духом или же энергией. По сути своей именно она есть магия. То есть в каждом плетении магик вкладывает каплю этой силы. И плетения созданы именно как инструмент опосредованной работы…

— Ишь, завернул… опосредованной работы… вечно вы, книжники, норовите усложнить простое. — Марьяна Ивановна отерла пальцы батистовым платочком. — А на деле сила — суть сила. И есть она во всем. В капле воды, в искре огня… в твоем от, боярин, дыхании. Способность силу эту ощущать, брать ее от мира — и есть дар. У одних он ярок, у других — слаб.

Она говорила спокойне, а я… я отчего-то вспомнила, как хоронили Милославу. И что Марьяной Ивановной сказано было, будто бы померла она от сердечной болезни.

И с магиками случается.

Мол, не сдюжило оное сердце такой тяжелой нервной работы. Подвело. Запнулося… будь рядом с нею целительница, глядишь бы, и спаслася б Милослава. А так-то… печальственно сие.

…об этое смерти шептались.

…я слышала.

…нет, не сказать, чтоб Милославу в Акадэмии так уж любили, просто… молодая ведь, а сердце. Вчера была, а сегодня нет… вот и пошли слухи.

Про проклятье смертное.

…про волка-перевертня, который к ней наведывался, а она, заместо того, чтоб помощь кликнуть, оконце открывала, привечала гостьюшку дорогого.

…про любовь запретную.

…про… много про что, только правды в тех разговорах — ни на грош.

— …чем больше человек чует силу, тем больше ее взять способен. И тогда говорят, что его Божиня одарила. — Марьяна Ивановна заправила прядку седую.

…на похороны она прибралась, как на праздник. Темно-зеленый летник надела. На волосы платок набросила узорчатый. И перстни свои сняла, и ожерелья, и заушницы… и стояла, опираясь на руку высокое дебеловатой женщины. Та, беловолоса, синеглаза, была красива, но отчего-то мне дурно сделалося от этакой красоты.

А может, не от нее.

Может, оттого, что людно было?

— …заклятья, которые вы учите, есть лишь инструмент. Как и жесты, и иные способы… допустим, те же бубны шаманские или вот костяные посохи, камни-концентраторы… все, что угодно, — это лишь способ силу подчинить, преобразовать первичную энергию а… скажем, пламя… или воду… в действие…

…на похоронах Марьяна Ивановна долго и много говорила о том, что была Милослава человеком редкостной души. И что смерть ея — утрата невосполнимая для всей Акадэмии.

Хорошие слова.

Красивые.

А женщина, пришедшая с нею, улыбалась, и так, будто бы вот-вот рассмеется…

— …это первая их задача. Вторая же — защита. Мир целен. Гармоничен во всех проявлениях. — Марьяна Ивановна повертела в пальцах крупную ягоду. Ее же бережно уложила в корзинку. — А магик, силу забирая, нарушает гармонию. И чем больше силы берет, тем сильней возмущение, коие именуется откатом. По сути своей это — эхо силы, которое словоформы, и жесты, и иные способы позволяют развеять без вреда для магика или же вред оный низводя до малости. Но чем серьезней заклятье, тем тяжелей оно дается…