Невозможный мужчина - Алена Нефедова

– А вот этого старого хмыря из Дели прижми как следует. Как его там – Махмуд, Махмед?

– Угу.

– И еще раз проверь этих мартышек…

– Угу.

– Макс, ты меня вообще слушаешь?

– Угу.

– Я тебя сейчас стукну, блин! Хватит угукать. Что за неуважение к женщине в моем состоянии! Как ты вообще…

– Это в каком-таком состоянии? – вкрадчиво переспросил я, злобно ухмыльнувшись в экран. – Это в таком, в котором ты с Грюнвальдом в кабак поперлась?

– Какой кабак, Макс?! – глаза Мортиши забегали, как у вороватого менеджера, схваченного на откатах.

– А такой. Тихий, в укромном местечке, маленький такой семейный ресторанчик на Мейерхофштрассе, с шикарным видом на озеро Давозер. Бокал «Кьянти», тунец, обжаренный в кунжуте, спаржа на пару и салат из молодой зелени. Две сигареты. Кофе. Кофе с сигаретами, черт тебя побери! Продолжать? – последнее слово я рявкнул, не стесняясь мелькнувшей на заднем фоне палаты Алекс медсестры.

– Какая сука меня спалила? – Алекс все же смутилась. Так, что даже щеки слегка порозовели. Она нервно зашарила где-то у себя за спиной.

– Алекс, твою мать! У тебя башка вообще на голове есть? Или ты ее в Питере, в одном из залов Эрмитажа, потеряла?

– Макс, что за тон? Где-то тут таблеточки мои были…

– Э нет, драгоценная, ты меня сейчас выслушаешь! Сперва я, потом твои таблеточки, которые ты через раз спускаешь в унитаз! Выслушаешь все, что я хочу тебе сказать. – Я глубоко вздохнул, как перед прыжком в ледяную прорубь, и нервно затарабанил пальцами по столешнице. – Алекс, ты всегда была для меня примером. Недостижимым идеалом бизнесмена – неважно, какого пола и какого возраста. Твой блестящий аналитический ум приводил меня в восторг и онемение. Я мог сомневаться в расчетах компьютера или целого аналитического отдела, но не в твоих прогнозах, предположениях и вскользь упомянутых намечающихся трендах. Ты была права всегда. Всегда. Раньше! Но не сейчас. Что с тобой случилось после совета директоров, Алекс? Тебя будто подменили. Ты присылаешь мне никуда не годные распоряжения, отдаешь моим – прошу заметить – именно моим подчиненным дебильные указания, отменяешь абсолютно оправданные проверки филиалов, перекидывая внимания аудиторов на центральные офисы, которые только что сдали совершенно прозрачную отчетность. Ты мне что, какой-то дурацкий экзамен решила в очередной раз устроить?

– Макс, я…

– Нет, я еще не закончил. Мы с тобой договорились – и мне казалось, что нам не нужны никакие дополнительные гарантии друг для друга – что ты передаешь мне все полномочия по трастовому фонду и по твоему старому гадюшнику. Я даже согласился на мораторий по увольнению этих перцев, по твоей опять-таки настоятельной просьбе, а теперь ты разворачиваешь коней на сто восемьдесят градусов? Тебе на поклон ездят каждый день эти вруны, а ты кидаешь мне высочайшие приказы о помиловании? Ты точно уверена, что хочешь сохранить свою империю для внуков? Для своих внуков, я имею в виду. Или ты все же решила раздать все на благотворительность чьим-то чужим потомкам? Не, хозяин-барин, сама знаешь. Но я так работать не буду. Даже на тебя. Открой почту, там мое заявление на увольнение со всех позиций.

– Макс, ты с ума сошел! – ахнула моя дорогая работодательница, и на этот раз на ее лице промелькнул действительно страх.

– Если ты более не нуждаешься в моих услугах, скажи об этом прямо. Мне не двадцать лет, чтобы воспринять это как очередное крушение мира. – Я был очень зол на Мортишу. Уж не помню, когда такое было в последний раз, и было ли вообще.

– Макс, пожалуйста…

– С Грюнвальдом! С этим уродом, который и так спит и видит, как бы тебя похоронить! Причем он будет рад похоронить тебя как в финансовом, так и в самом натуральном виде! Да если бы не твой начбез, он бы уже раз стопицот попытался бы провернуть этот трюк с твоим погребением! С какого хрена ты вообще поехала с ним?

– Стопэ! – неожиданно сердито рявкнула в ответ Алекс.

Пару секунд мы оба молчали. Я – практически готовый отключить сеанс видеосвязи, Алекс – в непонятном мне раздумье.

– Максим, мой хороший, прости дуру старую. Это… Это, наверное, последствия последнего приступа. Мне так плохо никогда еще не было. Я… я подумала, что мне кирдык. – Алекс отвернулась, но я заметил блеснувшую в уголке глаза слезинку. – Я вот лежала какое-то время в палате, совсем одна-одинешенька, и думала, думала, думала… Дочь меня не любит, внуки почти не знают, все мои бывшие мужья либо ждут не дождутся меня в аду, либо крестятся при звучании моего имени, а старые пердуны замы иначе как стервой меня и не зовут.

– Почему тебе не достаточно моей любви и уважения, твоего экипажа, твоих сотрудников среднего звена, что молятся на тебя и работу, которую ты им даешь, несмотря на все мировые кризисы?

– Твоя любовь? – Алекс усмехнулась. – Ох, мой славный, даже ее одной было бы вполне достаточно, если бы…

Медсестра, маячившая все это время где-то в стороне, подошла к Алекс и показала на часы, явно намекая на необходимость завершения беседы и прохождения очередной процедуры.

– Да-да, буквально минутку, – отмахнулась Алекс, но все же постаралась закруглить разговор: – Макс, ты знаешь, наверное только ощутив себя на самом краю, мы вдруг начинаем желать невозможного – любви и прощения тех, кто тебя окружает. Окружает или окружал. Тех, кого ты вольно или невольно обидел. Это… это выше меня и моих жизненных принципов. Я ничего не могу с этим поделать.

– Мортиша, – я не мог не покачать головой, – я тебя и понимаю, и не понимаю одновременно. Ты никогда не хотела быть хорошей для всех. Ты никогда не стремилась к этому. Что такое «самый край»? Кого ты невольно обидела? Тех, кто собирался тебя сожрать с потрохами? Что за упаднические настроения? Ты Толстого перечитала? Непротивление злу насилием? Бросай эту фигню. У тебя юбилей на носу! Ты арендовала «Harmony of the Sea» на неделю. На эти деньги можно лет пять содержать средних размеров российское муниципальное образование где-нить у нас в глубинке. У тебя гостей одних – порядка трех тысяч, да все такие, что я уж не знаю, откуда ты их знаешь. Да примерно столько же артистов, моделей, циркачей и прочей хренотени! Ты должна быть огурцом, и у тебя на это осталось несколько недель всего.

– Максим, малыш…

– И я тебя твоим богом прошу, Алекс, либо прими мою отставку, либо выключись из работы до собственного дня рождения полностью. Отмени все звонки, запрети любые посещения. Не можешь сама, я сделаю это. Ради тебя и твоего спокойствия. Раз тебе это стало так важно, я возьму все твои грехи на себя. Объявлю, что тебе стало хуже – пусть порадуются, гиены – и переключу все звонки на свой телефон. А ты отдыхай. Люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю, мой мальчик. – Алекс поцеловала указательный пальчик и приложила его к экрану. – Спасибо тебе. За все.

Изображение померкло. Я откинулся на кресле, потирая затекшую шею.