Тайна древлянской княгини - Елизавета Дворецкая

А отцы тем временем обсуждали сроки свадьбы. Ладожане, как поняла Заряла, заново при этом испугавшись, хотели увезти ее с собой прямо сейчас, но на это Ольг, к ее облегчению, не давал согласия. И причиной была Предслава.

– Я давно обещал Бериславу переяславльскому заключить с ним родственный союз, как только это будет возможно, – говорил Ольг. – Между нами было решено, что мы, трое князей Русской земли, должны быть единым родом, как это и было при старых полянских князьях. Чернигов и Переяславль включены в мое докончание с греками – потому что я вижу в них людей моего рода, и они будут пользоваться там теми же правами, что и я сам. В Чернигов я отдаю мою старшую дочь. В Переяславль я собирался отдать мою младшую дочь. Но я отдаю ее вам. Только справедливо будет, если взамен ваш род даст мне другую невесту, равную достоинствами, чтобы я мог с ее помощью заключить союз с Бериславом. Ты, Велем, как ближайший родич княгини Предславы, можешь решать ее судьбу, и я хотел бы, чтобы ты дал согласие на ее обручение одновременно с обручением моей дочери и твоего сына.

– Славуня уже не дева, – заметил Белотур. – Ее нельзя родительской волей отдать.

– Она почитает старших! – Ольг одобрительно улыбнулся. – Чтит весь свой род – и материнский, и отцовский. Вы двое – самые близкие ее родичи, и любой из вас обладает над ней правами отца. – Он многозначительно взглянул на Белотура, и тот отвел глаза. – Если вы одобрите сватовство Берислава, она даст согласие. И когда она будет обручена, моя дочь уедет с вами.

Велем и Белотур переглянулись. Они знали друг друга еще с тех пор, когда юной невестой, порученной их опеке, была мать Предславы, а теперь им приходилось разделить на двоих ответственность и за судьбу дочери. Еще с тех же давних пор Велему было известно, что Белотур хотел сам жениться на Дивляне и что с ее дочерью его связывает более тесное родство, чем покойника Аскольда, считающегося отцом Предславы…

– Поговорим с ней. – Велем пожал плечами. – Она хотела сперва мать повидать…

– Она слишком недавно вдовеет, – добавил Белотур. – Надо дать ей время…

– От вдовьей тоски нет лучшего средства, чем новое замужество. Разве вы оба хотите, чтобы эта молодая прекрасная женщина сохла в одиночестве? Не хотите внуков?

– Не важно, чего мы хотим, – ответил Белотур. – Важно, чего она хочет. я не стану ее неволить.

– Неволить никто не станет. – Велем покрутил головой. – Но я с ней поговорю. Отчего же ей за Берислава не выйти? Он мужик справный… а что в годах, так и она не девка.

– Он твой ровесник, – Ольг с намеком улыбнулся. – Ты ведь не скажешь, Велем, будто мужчина в таких годах староват для женитьбы?

Но пока Ольг не получил ответа, дело не могло иметь продолжения, и обручение Зарялы отложили до тех пор, пока будет решена участь Предславы. Сваты удалились, добившись успеха только наполовину; у Белотура вид был непривычно суровый, а у Велема – озадаченный. При разговоре в бане ему показалось, что Ольг готов отдать дочь без особых условий, кроме обычных подтверждений мира и торговли, но теперь стало ясно, что все не так. Выкупить невесту для сына ему придется не бобрами и куницами, а другой красной девицей. А он-то уже привык к мысли, что дело слажено и у него в дому будет Ольгова дочь… Тогда-то Вышеня словенский присмиреет… Но оказалось, что дело далеко еще не слажено, и успех его зависел теперь только от Предславы.

* * *

Велем действительно попытался поговорить с племянницей, но толку не добился: она не возражала прямо старшему брату матери, но мялась, бормотала о том, что еще слишком недавно потеряла прежнего мужа и ей рано искать второго.

– Да я бы не спешил тебя опять с рук сбывать – ты еще молодая, – отвечал ладожский воевода. – Только нам ждать некогда – надо восвояси собираться и решать, едет с нами девка или нет. Сбирать ей короба или погодить пока.

– Не неволь ее, вуюшко! – упрашивал Воята, которому Велем, как своему любимцу, наедине позволял больше обычного. – Берислав этот в отцы ей годится. Подумай хорошенько: сейчас ее отдать, так навек в Русской земле и оставить, даже с матерью не повидается.

– Да я не неволю. Только сам знаешь: сейчас Ольг невесту нам не отдаст, на другой год опять ехать придется. Сам же и поедешь – охота есть через весь белый свет каждый год волочиться?

– Я съезжу! – Ради Предславы Воята был готов еще и не на то. – Да и Гостята еще не поседеет за год – вот через год одну невесту привезем, другую возьмем, – твердил он, в глубине души надеясь, что за год необходимость для Предславы выходить за Берислава как-нибудь рассеется.

– Тебе ее жаль отдавать, что ли? – усмехался Велем.

Горячность сестрича вовсе не казалась ему странной: Велем и сам был очень привязан ко всем женщинам своего рода, считая их самыми красивыми и мудрыми, достойными самой лучшей доли, и любой жених казался для них нехорош. И тому, что Воята, как по всему было видно, так близко сошелся с Предславой – в свободное время их почти всегда замечали вместе, – воевода даже радовался. Вояту он считал самым толковым парнем из поколения сыновей – может быть, потому, что Воята был похож на самого Велема даже больше, чем родной сын Гостята, удавшийся в мать, – и целиком одобрял то, что сестрич принимает так близко к сердцу благополучие Предславы. Все бы так за родню стояли!

– Не торопи ее, сват, – поддерживал и Белотур, глядя на Предславу с тайной тоской: ему хотелось сделать для нее гораздо больше, чем сейчас было в его силах. – Ты, если замуж покуда не хочешь, так и не ходи, – убеждал он саму Предславу, взяв за руку. – Какие твои годы! Отдохни, опомнись. К матери поезжай. А хочешь – у меня в Гомье поживи, я о тебе как о дочери заботиться стану.

И каждый, кто увидел бы их в этот миг, стоящих рядом, не удивился бы желанию Белотура заботиться о Предславе как о собственной дочери – она была похожа на него так, как только и может родная дочь.

– С матерью… да. – Велем подумал о Дивляне. Он-то не удивлялся сходству этих двоих, много лет назад сообразив, что к чему. – Да и Вольга нас с кашей съест, если мы ее тут замуж отдадим, его не спросивши.

– Это во как верно! – с облегчением подхватил Воята, и Белотур кивнул, хотя с тех же давних пор недолюбливал плесковского князя.

– Но ты сама-то как? По нраву тебе Берислав?

– И не знаю даже. – Предслава предпочитала уклониться от ответа, понимая, что дело тут вовсе не в Бериславе.

Дело в Ольге киевском. В том, кто опять брался устроить ее судьбу и кому она совсем не хотела доверить это дело.

Частью гости после свадьбы Свенельда разъехались, но и в Киеве, и на княжьем дворе по-прежнему было многолюдно. Каждый вечер накрывались длинные столы в гриднице – для старейшин и воевод, а в княжьей избе – для родни. Ольг молчал, не заводя заново разговоров о будущих браках, но каждый раз, ловя на себе взгляд его проницательных светлых глаз, Предслава понимала: он ждет ее ответа. Подумав немного, она оценила его умный ход: Заряла, внучка Дира, в Киеве и вообще в Русской земле ему мешала. Неявно, но ее происхождение таило для него угрозу и грозило возможными неприятностями – особенно если отдать ее в род кого-то из младших полянских князей. Зато на Волхове она будет сама по себе никто, только средство союза ладожан с ним же, Ольгом. Выдавая ее за Гостяту, Ольг убивал одной стрелой двух уток. Ему самому этот брак был полезен, и потому Предслава надеялась, что он все же уступит и выдаст Зарялу сватам, не дожидаясь сговора ее самой с Бериславом.