Радуга счастья - Джин Кларк

— Мы выедем, как только они закончат есть. Устроим себе поздний обед или ужин. — На губах его играла улыбка. — И надень что-нибудь шикарное.

— Будет сделано. — И Энни помчалась в свою комнату, на ходу строя планы. Волосы она уложит и заколет непослушные кудри гребнем с птицей-колибри. Вдруг она вздрогнула. Гребня не было на туалетном столике, где он обычно лежал. Неужели она потеряла его на свадьбе?

Свет фар скользил по деревьям, которыми была обсажена дорога. Иногда в полосу света попадало какое-нибудь ночное животное, и тогда глаза зверька сверкали во тьме, как крошечные зеленые драгоценные камни. Энни чувствовала, что сковывавшее ее напряжение постепенно спадает, и теперь она просто наслаждалась тем, что они вместе с Джейком едут ночью через всю притихшую долину.

— Энни, ты так дивно выглядишь — ну просто взял бы и съел. — В голосе его звучало искреннее восхищение.

— Ты и сам ничего себе, когда почистишь перышки.

— Значит, решила, что атмосфера этого ужина должна быть легкой и непринужденной?

— Так будет лучше. Мы оба прекрасно знаем, что скоро меня здесь не будет.

— Значит, мы друзья? — Он коснулся ее руки.

Стараясь совладать с чувственным возбуждением, которое сразу же охватило ее, девушка стряхнула его руку и кивнула:

— Друзья.

Всю оставшуюся часть пути они вспоминали о происшествиях, случившихся за время пребывания Энни на ранчо. По молчаливому уговору ни он, ни она ни разу не упомянули каньон Диких Роз.

Как только они вошли в ресторан, их провели к столику возле окна, из которого открывался вид на залитый луной сад. Освещение в зале было приглушенное. На белоснежной скатерти горела свеча, заключенная в янтарный шар защитного стекла. Маленький джазовый оркестрик играл какую-то приятную, напевную мелодию.

После того как официантка приняла заказ, Джейк поднял свой бокал и обратился к Энни:

— За повара — специалиста по изысканным блюдам, самого лучшего повара из всех, кому случалось когда-либо приручать шайку голодных ковбоев!

— Помнится, не то ты говорил, когда впервые увидел мой пирог-тамале с крышкой из кукурузного теста. — Она усмехнулась.

— Я очень старался не вспоминать о том, что ты в тот день успела распугать мое стадо. — Пальцы Джейка сжались на ее руке, и большой палец коснулся внутренней стороны ее запястья. — Энни, тебе несладко приходилось первое время, но ты помогла мне реорганизовать хозяйство так, что теперь оно приносит доход.

— Это замечательно. — Ей стоило больших усилий скрыть, в какое возбуждение ее привело его прикосновение. — Но лучше отпусти все-таки мою руку. Официантка несет нам суп.

Его губы изогнулись в усмешке, и он выпустил ее руку.

— Потанцуешь со мной потом? По-дружески, разумеется.

— Ну конечно. — Энни проглотила целую ложку острого супа с карри, но едва ощутила его вкус.

До самого конца трапезы она старательно игнорировала призывные взгляды Джейка и заставляла себя не смотреть на его губы, в уголке которых таилась восхитительная улыбка. Нет, ей мало было просто дружбы с Джейком. Ей хотелось…

— Потанцуем?

Энни, с трудом отвлекшись от своих мыслей, уставилась на протянутую руку Стоуна.

— С удовольствием!

Он повел ее к танцевальной площадке. У самой кромки, где начинался натертый паркет, Джейк привлек Энни к себе, готовясь вести в танце, и она порхнула в его объятия.

Она закрыла глаза и полностью отдалась музыке и ритмичному стуку сердца.

Джейк сумел сдержаться и не дать волю рукам в этот вечер. И теперь, лежа в своей постели, нещадно бранил себя за сдержанность. Совершенно нечего ему было сказать в защиту манеры поведения, которую обычно характеризуют словами «как и положено истинному джентльмену».

Приняв душ, он снова лег в постель, облаченный только в полотенце, обернутое вокруг бедер, и постарался отвлечься от мысли, что источник всех милых соблазнов находится в данный момент в соседней комнате.

Внезапно он насторожился, поднял голову, прислушиваясь к тихим шагам за дверью. Дверь беззвучно отворилась, и Джейк торопливо привел себя в относительно, как он надеялся, приличный вид.

В дверях стояла хрупкая фигурка, пушистые волосы казались мерцающим нимбом при тусклом свете лампы в коридоре.

— Джейк? — Энни поколебалась, судорожно сжимая у горла ворот старого розового махрового халата, а затем быстро шагнула в комнату. — Ты не спишь?

— Что-то случилось?

Она прошла до середины комнаты, остановилась и сказала:

— Я не могу заснуть.

— Прийти сюда было не самым разумным шагом с твоей стороны.

— Я хочу быть с тобой. — Ужасное напряжение звучало в ее голосе. — Не вынуждай меня умолять тебя об этом.

Не говоря ни слова, он откинул одеяло и сделал приглашающий жест. Она не шелохнулась, и тогда он протянул к ней руку:

— Энни.

Она кинулась к нему и, встав коленями на толстый матрас, склонилась близко-близко, так, что он почувствовал нежный чудный запах ее тела.

— Я боялась, что ты отошлешь меня прочь.

— Следовало бы. — Тело его изнывало от желания схватить ее, прижать, взять то, что она ему предлагала. — Я не могу дать тебе любовь, и я не собираюсь жениться на тебе.

Внезапная вспышка молнии осветила ее лицо.

— Я знаю.

Потом наступила еще более глубокая темнота, и он услышал, как Энни всхлипнула и тяжело вздохнула. «Черт возьми, — подумал Стоун. — Вот я и обидел ее по-настоящему».

— Джейк? — Ее нежная, красиво очерченная рука легла на его плечо, скользнула по шее.

Он положил руку на ее нежные, прохладные пальцы.

— У тебя осталась последняя возможность передумать.

— Боишься разгорячиться? — Энни склонилась над ним, ворот ее халата распахнулся, и стала видна бледная, сияющая в темноте кожа.

Он легким движением развел ворот халата, припоминая запах и ощущение затененной ложбинки между грудей.

— Хочешь заставить меня взять мои слова обратно? — Он приподнял голову и коснулся губами соблазнительной плоти, ощутив языком солоноватый вкус кожи и мускусную сладость розового лосьона, которым она пользовалась. — Господи, какая ты замечательная на вкус!

Вздохнув, Энни, легла на него. Его руки сразу же скользнули под халат и обняли ее.

Пальцы Энни пробежали сверху вниз по его боку. Ее рука сжала его бедро, лицо уткнулось ему в грудь. Джейк застонал, пытаясь не дать вырваться наружу горячей буре желаний, которая ревела и бушевала в его крови. Если он, черт возьми, даст волю чувствам, то, само собой, перепугает ее до полусмерти.