Кроме нас - никто - Сергей Самаров

Он летел и чувствовал себя героем. Очень хотелось бы, чтобы в этот момент его видела жена… Какая она там, теряет он ее или нет… Если он теряет ее, пусть она жалеет о таком муже… Если мать ошибается, пусть гордится она своим мужем… Хорошо бы было, если бы сама мать увидела его в этот момент. Может быть, тогда она поняла бы, что, не спросив ее разрешения, сын совершил героический поступок, значит, он имеет право на собственные решения…

Он летел, и ему было почти все равно, что там происходит дома, в его квартире… Ему было даже, по большому счету, все равно, сохранит он свою семью или не сохранит… И такими ничтожными, такими мелкими представали все мучительные недавние думы, все нравственные страдания, что он смеяться над ними был готов… Или смеяться от счастья… От счастья полета…

Но счастье обладает одной неприятной особенностью. Оно не вечно…

Пробуя варьировать высоту, чтобы подготовить себя к предстоящей посадке, Вадимиров что-то сделал не так, и двигатель начал гудеть натужно, с прорывающимся иногда «кашлем». Вертолет высоту не терял и даже скорость не погасил, но что-то работало не так, и это слышалось отчетливо. И время от времени машину слегка дергало. С автомобилем такое бывает, когда слишком резко сцепление отпускаешь. Понял ситуацию и старший лейтенант Семарглов. И стал искать способ привести в сознание второго пилота, которому только что закончил делать перевязку. Но старания командира группы успехом не увенчались. Нашатырный спирт, обычно имеющийся в каждой аптечке, так и не нашелся. И Василий Иванович вынужденно успокоился, понимая, что он в данной ситуации бессилен. И присел на корточки рядом с креслом первого пилота.

– Как думаешь, долетим?

Старший лейтенант Вадимиров только плечами пожал:

– Куда-то долетим… Знать бы, куда…

– Ты справишься… Чувствую… – Семарглов попытался придать своему голосу полную уверенность и говорить так, как говорил с ним самим майор Солоухин, убеждая, что Василий Иванович курить бросил и никогда не начнет.

Вадимиров усмехнулся:

– Ты когда-нибудь гулял с чужой собакой? Злой, сторожевой…

– Я собак никогда не держал. Вообще с ними общаться не умею.

– У меня друг однажды в госпиталь угодил… Ногу сломал… Жена его с собакой справиться не может. Кавказская овчарка… Не удержит просто… А собака такая, что намордник себе нацепить не позволяет… Правда, «строгий» ошейник[17]терпит… Но там шерсть такая, что ни один шип не проколет… Попросили меня с собакой гулять… Она меня немного знала и терпела… Я гулял… И каждый раз, как на поводке вел, думал, что вот-вот на меня бросится… Сейчас ощущения такие же… Что у этого «шмеля» на уме?..

Вадимиров держал рычаг управления двумя руками. Сидел напрягшись и даже, все в том же напряжении, слегка вперед подался. И обильно потел. Не от страха, а от понимания своей неспособности изменить ситуацию. Отвечай он только за одну свою жизнь, Александр Владимирович чувствовал бы себя спокойнее. Но он взял на себя ответственность за жизнь всей группы. Взял – и только что чувствовал себя героем. Рано почувствовал… Героем себя чувствовать можно только тогда, когда дело будет завершено и взвод спокойно покинет вертолет…

Рядом раздался стон. Едва слышный, приглушенный шумом винтов и громкой вибрацией корпуса вертолета. Но оба старших лейтенанта этот стон услышали. Семарглов сразу оказался за креслом, осторожно пошлепал второго пилота по щекам.

– Капитан… Капитан…

Тот открыл глаза.

– Летим? – Хриплое слово слышно не было, но понять его можно было по движению губ.

– Летим…

Капитан застонал снова и опять закрыл глаза… И непонятно было, в сознании он или нет…

Вестовой ладно хоть не закашлялся, а только запыхался. Должно быть, быстро бежал. Значит, с вестью не радостной, потому что с радостной вестью или вообще без вестей люди могут себе позволить не торопиться.

Майор Солоухин даже встал вестовому навстречу, не слишком опасаясь, что командир душманов, имеющий бинокль, надумает вверх посмотреть. У него нет причин опасаться засады. Он считает, что советские подпирают сзади. Они в самом деле подпирают. Но не только сзади. Однако на иное видение у командира душманов не хватает, видимо, воображения и военной грамотности, и это его подводит…

– Товарищ майор… – Вестовой перевел дыхание.

– Рассказывай… – Майор опять невольно глянул на небо, хотя только что усилием воли боролся с этим своим естественным желанием. Маленькую тучку, так похожую на человеческий глаз, разогнало ветром. Вздох облегчения сорвался с уст майора помимо его воли.

Вестовой дыхание наконец-то перевел и начал докладывать:

– Идет колонна. Тоже пешая… Больше двухсот человек… Еще далеко… Капитан сказал, что пропустит и двинет следом поверху… У него есть такая возможность… Поверху тропа проложена… За спиной он эту тропу заминирует… Но у него всего одна мина с собой. Будет делать «цепочку»[18]до узкого места…

– Понял. Далеко, на всякий случай, не отходи… Посиди с радистом… Радист!

Младший сержант, как черт из табакерки, выскочил из-под скалы. Глаза, как у пьяного таракана. Как ни старался Солоухин, облако в форме глаза произвело на младшего сержанта впечатление, которое обычно и производит привидение.

– Что в штабе? Связался?

– Только что разговор закончил… Полковник Раух, товарищ майор, выехал на аэродром кого-то встречать. Его ищут. Как только свяжутся, нам сообщат.

– И без него никто решить вопрос не может? Дожили…

– Всеми полетами только полковник распоряжается.

Что полетами распоряжается сам полковник, Солоухин и без того знал. Но поворчать на ситуацию хотелось. Хотя бы для того, чтобы радиста отвлечь и не пустить среди других солдат мистический шепот. Шепот может оказаться пострашнее лобовой атаки душманов. И так без вертолетов положение может стать непредвиденно трудным. Раух, конечно, не ждал никаких осложнений от операции, на которую отправился майор Солоухин. И потому не контролирует ситуацию. Тем более что первоначально разговор о поддержке с воздуха не заходил – задача не выглядела туманной.

– Связывайся с десантурой. Пусть поджимают плотнее. Скажи, к «духам» идет подкрепление. Более двухсот стволов. Надо завершить дело раньше… После этого снова выходи на штаб. Запрашивай волну аэродрома. Свяжешься, меня позовешь… Буду просить напрямую…