Прегрешения богов - Лорел Гамильтон

— Вот видишь, — вздохнул Иви.

— Мне опять кажется, что я чего-то не понимаю. Рис, скажи мне прямо, чего они так мнутся.

Рис посмотрел сперва на Иви, потом на Бри.

— Вам придется самим за себя просить. Таково правило.

— Потому что если не просишь сам, значит, не слишком тебе это нужно, — договорил Бри не слишком весело. Он повернулся к двери, убирая стрелы в колчан.

— Не уходи. Я попрошу за нас обоих, — сказал Иви.

Бри остановился на пороге.

— Мне это слишком нужно, — добавил Иви.

— О чем попросишь? — спросила я.

— Заняться с нами любовью, поиметь нас, трахнуть — мне все равно, как ты это назовешь, но переспи с нами. Если сегодня ты будешь с нами, а завтра со спокойной душой позволишь нам спать с другими, мы поверим, что ты — не твоя тетя и даже не твой дядюшка из Светлого двора. Он не убивал изменивших любовниц, он просто уничтожал их политически, потому что уйти к кому-то после ночи с ним значило, пусть только в его глазах, что он не сумел заставить женщину забыть всех других.

— Ты понимаешь, почему я не смел просить? — сказал Бри. — Приглашение в постель монарха — великая честь, нельзя ею награждать за такое скверное исполнение долга.

— Богиня разбудила вас раньше всех других, — напомнила я. — На то должна быть причина.

— Что-то цветами не пахнет, — заметил Рис.

— Я тоже не чувствую их запаха, но дело наверное не в Богине, а в том, что кто-то из вас должен был сказать мне все это раньше. Я всю жизнь жила в страхе перед тетушкой. Я и в пыточной ее побывала, а двоюродный братец превращал мое детство в кошмар, стоило отцу на минуту отвернуться.

— Нам необходимо знать, насколько похожа на королеву ее племянница, — сказал Иви очень серьезно, без всяких следов обычного сарказма. Может быть, его ехидство было тем же, что ирония для Риса — скрывало все по-настоящему важное.

— Что ж, Рису нужно в душ, а постели все заняты, но здесь хватает больших диванов.

Рис поцеловал меня в щеку.

— Развлекайтесь.

Он прошел мимо меня к кабине, повесив оружие на крючки на стене — они предназначались для куда более мирных вещей, но для оружия подходили идеально, мы это все отметили.

— Для чего тебе диваны? — спросил Бри.

— Для секса, — сказала я. — Сегодняшняя ночь ваша, но завтра вы непременно найдете себе другую любовницу, потому что в этом весь смысл, насколько я поняла. Вы должны прямо из моей постели прыгнуть в другую, так?

— А ты не против? — недоверчиво спросил Бри.

Я рассмеялась.

— Если бы среди моих предков не было божеств плодородия, вам сегодня ничего бы не светило. Рис постарался на славу; будь я настоящей смертной, у меня бы все саднило. Но я не смертная, и между нами возникнет магия и все будет хорошо.

— Значит, ты приказываешь нам заняться любовью с тобой сейчас, но найти себе других любовниц как можно скорее? — переспросил Иви.

Обдумав его формулировку, я кивнула:

— Да, именно так и приказываю.

Иви ухмыльнулся:

— Ты мне нравишься.

Я невольно улыбнулась тоже:

— И ты мне. А теперь пойдем выберем себе удобный диван и докажем, насколько мы друг другу нравимся.

Под шум полившейся в душе воды мы вышли в дверь.

Здесь было две гостиных — одна поменьше, поинтимней, если это слово можно применить к пространству, в котором помещаются столовая, кухня, прихожая и выгороженная с одной стороны зона отдыха. Все помещение называлось «большой комнатой», но та его часть, что служила гостиной, была меньше прочих, так что звалась «малой гостиной». Большая гостиная была отдельной комнатой, с громадными окнами во всю стену — от высокого остроугольного потолка до застеленного коврами пола.

Ковров в доме было мало, чуть ли не только в одной этой комнате, потому что на них остаются следы от мокрых ног. По этой причине большая гостиная была изолирована от других комнат и не имела прямого выхода на море.

Почти весь периметр гостиной занимал широкий секционный диван, оставляя свободным только узкий вход, да еще через равные промежутки между секциями стояли журнальные столики, чтобы было куда поставить стакан или бокал — на случай, если вас не устроит небольшой обеденный стол позолоченного дерева, поставленный сбоку, у забитого доверху бара.

Белые секции дивана тонули в бежевом море ковра. Цветовое решение почти повторяло обстановку главного дома Мэви Рид. Холодные чистые краски — белый, кремовый, беж, золото и синева — господствовали в других помещениях дома, но здесь ничто не должно было отвлекать глаз от потрясающего морского простора, и кто не страдает боязнью высоты, мог встать у окна и любоваться острыми скалами, о которые бился прибой.

Комната была красивой и холодной — помещение для деловых встреч, не для дружеских вечеринок. Мы собирались добавить в декор некоторую теплоту.

Небо за стеклом оставалось черным. Море под полной луной сияло чернильным, почти маслянистым блеском, насколько хватало глаз.

Бежевый ковер в лунном свете стал серо-белым, предметы отбрасывали густые тени, как бывает только от яркой луны. Мы втроем вошли в эту яркую тень, и наша кожа отразила свет, словно белая вода под лунным сиянием.

Тишина стояла такая, что слышен был рокот и шепот волн, накатывающих на скалы. Мы скользили в тишине, созданной лунным светом, тенями и вздохами океана.

Я подошла к дивану у стеклянной стены — называть это окнами было бы неверно. Настоящая стена из стекла, за которой море простиралось в бесконечность, до края мира — темным текучим кольцом, мерцавшим и переливавшимся под лаской луны.

Игра света заворожила меня, я прошла за диван к самому стеклу, глядя на головокружительную рябь моря и бело-серебряную пену в ночном сиянии.

Бри аккуратно выкладывал на длинный стол лук, стрелы, меч и ножи.

Иви подошел ко мне, не снимая ни кобуры с пистолетом, ни перевязи с мечом, ни даже бронежилета. После такого долгого перерыва мужчины обычно робки с женщинами, но Иви схватил меня за плечи крепко до боли и оторвал от земли, чтобы поцеловать. Он не намерен был склоняться, он меня поднес к себе, и ему вполне хватало силы меня держать.

Полотенце, которым я замотала голову, свалилось, мокрые волосы холодили нам лица. Одной рукой прижимая меня к себе за талию, Иви другой ухватил меня за волосы и резко дернул, заставив вскрикнуть от боли и от другого чувства.

Отрывисто и свирепо, понизившимся, как это бывает у мужчин, голосом, он сказал:

— Говорят, тебе нравится боль.

— Не слишком сильная, — сдавленно от его хватки ответила я.