Чужие игры - Ульяна Каршева

Карина сама не заметила, как уселась прямо на пол, на один из крупных обломков, и заворожённо слушала историю, которую могла бы охарактеризовать только как ужастик. И не могла – никак не могла сейчас ассоциировать себя с той малышкой, о которой беспристрастно рассказывал небесный. Она представляла, как всадники – наверняка ночью – подъехали к лестнице, ведущим к высоким дверям храма, как один из них спрыгнул-спешился с лошади и бережно взял с рук второго всадника спящую малышку. Как мягко положил её на ступени храмовой лестницы, боясь и в то же время беспокоясь… Она была уверена, что всадники, даже будучи рядовыми членами того племени, всё равно беспокоились об опасном ребёнке, которого однажды приютили, а теперь были вынуждены оставить в неизвестности, на произвол злой судьбы.

Поскольку Индар замолчал, она спросила о другом:

- А какой она была – внешне? Похожей на меня?

- У девочки были необыкновенной красоты волосы, - ответил небесный, тихонько усмехаясь. – На первый взгляд, особенно на солнце, выглядели тёмно-рыжими. Но если всмотреться, они были малиново-медными, с бликами рыжего. Вроде и мёд, но ближе к тёмно-красному. И у неё были зелёные глаза.

Карпина надула губы, вспоминая крик Лилеры: «У неё зелёные глаза!»

- А где находился этот храм?

- Увы, девочке снова не повезло. Храм, в котором её оставили, располагался на перекрёстке дорог, вдали от оживлённых торговых путей. Сумели её пробудить только на третий день. Прежде чем узнать, кто она и что с нею случилось, служителям храма пришлось научить подкидыша говорить на нашем языке. А это – время. Воспитывать подброшенного ребёнка никто и не подумал. Не зная, что она маг, её взяли лишь как выкормыша – то есть сироту, которую можно использовать как безропотную служанку и платить её лишь едой. Впрочем, храм был беден, и его служители и сами редко ели досыта. Девочка замкнулась в себе, не проявляя никаких признаков владения магией. Она, несмотря на малолетство, поняла, почему попала в этот храм. Но поняла по-своему: от неё отделались, потому что она несла смерть. Два года она послушно подчинялась всем приказам служителей храма… И, поскольку она не использовала магию, Оркена, которая уже почти нашла её, снова потеряла девочку. Пришлось снова идти к пифии. Та высказала очень странное пророчество: тебе придётся её собирать и отправлять в путь.

Он внезапно замолчал и взглянул в темноту коридора. Карина немедленно проследила его взгляд, но там была тихо, и она вопросительно посмотрела на небесного.

- Показалось… - пробормотал он, а потом снова уткнул взгляд в пол, кажется вспоминая, на чём остановился. – Ага… Через два года, когда девочке исполнилось восемь, в храм пришла принести жертву богам рыжая женщина. Она была из простых, без магических сил. Но бездетная. Она увидела девочку и полюбила её всем сердцем. Девочка откликнулась на её доброту и согласилась уйти вместе с нею. По дороге из храма в поселение они договорились, что женщина своим из поселения скажет, что девочка – её дочь, когда-то потерянная. И всё бы хорошо: девочка прижилась в поселении, прижилась в семье из женщины и её старой матери, расцвела, потому что кормили её хорошо и одевали, а уж души в ней обе новые «родственницы» уж точно не чаяли. О магии девочка забыла, потому что ей ничего не нужно было – лишнего. Но через пять лет пришёл в те края чёрный мор. Народу в поселении и так мало было, а тут начали умирать один за другим. Девочка старалась, как могла: она вспомнила всё, чему её учила ведьма из стойбища, варила снадобья, обходила поселение и давала пить отвары всем: и тем, кто ещё двигался, и тем, кто уже не мог шевелиться. В её доме первой умерла «бабушка», а потом и приёмная мать. Девочка, которую уже назвали Кариной, не уходила из поселения до последнего, но так и не сумела вылечить ни одного человека. Заметила только, что многие заболевшие держались дольше, если она держала их за руку. Только много позже поняла, что таким образом она передавала им свои силы и…

Индар резко замолчал.

Карина сначала пыталась скрыть бегущие по лицу слёзы, а потом не выдержала – разрыдалась. Она ярко вспомнила, как сидела у постели умирающего отца, держа его за руку. И казалось ей, что она держит его, не давая смерти выдернуть его в тёмные бездны, из которых не возвращаются. Как сидела потом у кровати матери, и та цеплялась за её руки, затихающим, слабеющим голосом говоря, как легко становится ей и как ничего вроде бы даже не болит… Смерть оказалась сильней – своей напористостью перед сильным человеком, который – когда-то умел, но сейчас не знал, как использовать свои силы. Карина уткнулась в ладони, содрогаясь всем телом, оплакивая родных и проклиная своё незнание, как помочь им прожить долгую жизнь…

Выплакавшись, она, шмыгая носом, велела:

- Продолжай.

- Тогдашняя Карина собрала в походный мешок всё, что могло ей пригодиться в дороге, и оставила опустевшее поселение, не понимая, как выжила сама. Первой мыслью было вернуться в тот храм, из которого её забрали в недолго счастливую жизнь. Уже тогда она умела драться детским мечом – научилась, дружа с соседскими мальчишками. Приёмная мать научила её сражаться боевыми спицами. Ходила и на охоту, отчего и научилась работать ножом... В храме остаться не пришлось. Она пришла к нему, разорённому набегом. Помнишь, я говорил, что храм находился на перекрёстке? И близко к границе. Она увидела, что возле храма собрались несколько всадников, спряталась в кусты и подслушала их разговор. Не стала выходить к людям, потому что поняла: они говорят о чёрном море и о боязни местных людей, возможно заражённых этой страшной болезнью...Тогдашняя Карина сделала лучше: она прилепила к одной из лошадей магическую метку – этому она научилась в стойбище, где лошадей отпускали на вольный выпас, а чтобы не потерялись в степи, ведьма лепила такие метки, по которым их легко было найти. Девочка выждала, когда всадники скроются из вида, и, напустив на себя завесу невидимости, пошла за ними следом, справедливо полагая, что они выведут её к людям, а там нетрудно будет оглядеться, чтобы понять, как выживать дальше. Ну, там, где всадники дорогу проезжают за день, ей пришлось идти дня три-четыре. Она здорово уставала, иногда устраивалась на ночлег надолго. Припасов ей не хватало,