В диких условиях - Джон Кракауэр

Крис в этот год редко выходил на контакт с родителями, а они не могли позвонить ему, потому что у него не было телефона. Эмоциональная дистанцированность сына все больше и больше беспокоила Уолта и Билли. В одном из писем Крису Билли попыталась вразумить его: «Ты совсем отдалился от всех, кто любит тебя и волнуется за тебя. Неужели ты думаешь, что это правильно, что бы или кто бы ни был тому причиной?» Крис посчитал, что мать лезет не в свое дело, и в разговоре с Карин назвал это письмо «глупостью».

«Что она имела в виду, говоря «Что бы ни было тому причиной?» – с возмущением выговаривал он сестре. – У нее, должно быть, совсем крыша поехала. Спорим, я знаю, что они про меня думают? Они думают, что я стал гомосексуалистом. Откуда они вообще это взяли? Вот ведь имбецилы».

Весной 1990 года, когда Уолт, Билли и Карин увидели Криса на выпускной церемонии, он показался им вполне довольным жизнью молодым человеком. На подиум за своим дипломом он поднялся с широченной улыбкой. Он сказал, что планирует очередное длительное путешествие, но намекнул, что перед отъездом заглянет в Аннандейл навестить семью. Вскоре после этого он перевел все оставшиеся у него в банке деньги на счет Оксфордского комитета помощи голодающим, снарядил машину и навсегда исчез из жизни родных. С этого момента Крис целенаправленно избегал любых контактов не только с родителями, но и с сестрой Карин, которую он, как все думали, горячо любил.

«Конечно, мы обеспокоились, когда он перестал выходить на связь, – говорит Карин, – и у родителей, как мне кажется, к этому беспокойству примешивалась боль и обида. Но меня тот факт, что он не пишет, не слишком-то расстраивал. Я знала, что ему хорошо, что он занят тем, чем ему хочется. Я понимала, как важно для него проверить пределы собственной независимости и самостоятельности. А он знал, что стоит ему только написать или позвонить мне, как мама с папой сразу же выяснят, где он находится, и полетят забирать домой».

Уолт этого не отрицал. «У меня никаких сомнений по этому поводу нет, – говорит он. – Если бы мы хоть представляли, где нашего мальчика искать, то я сразу же метнулся бы туда, выследил бы его и доставил домой».

С момента исчезновения Криса проходили месяцы, потом – годы, и родители все больше и больше страдали от неизвестности. Билли никогда не уходила из дома, не оставив на входной двери записку для Криса. «Если мы ехали на машине и замечали автостопщика хоть сколько-то похожего на Криса, – говорит она, – то сразу разворачивались и подъезжали посмотреть на него поближе. Ужасные были времена. Хуже всего было по ночам, особенно если на улице холод или непогода. Сразу начинаешь думать: "Где же он сейчас? Не холодно ли ему? Не болен ли он? Не одиноко ли ему? Все ли с ним нормально?"».

В июле 1992 года, то есть через два года после отъезда Криса из Атланты, Билли внезапно проснулась посреди ночи в своем доме в Чесапик-Бич и, подскочив на кровати, разбудила Уолта. «Я слышала, как меня зовет Крис, – клялась она мужу, обливаясь слезами. – Я не знаю, как это пережить. Это был не сон. Мне это не почудилось. Я слышала его голос! Он умолял: "Мама! Помоги мне!" Но я не могла ему помочь, потому что не знала, где он находится. А он только и сказал: "Мама! Помоги мне!"»

У физического пространства природы есть отражение внутри меня. Тропы, по которым я шел к холмам и болотам, вели еще и вовнутрь меня самого. И, изучая все, что встречалось мне на пути, читая и размышляя, я исследовал одновременно и себя, и свою страну. Со временем они слились в моем сознании воедино. C возрастающей силой чего-то очень важного, медленно проявляющегося на общем фоне, во мне начало оформляться страстное и упрямое стремление навсегда отбросить разум и все неприятности, что он приносит, а оставить при себе только самые сиюминутные и простые желания. Выйти на тропу, начать движение и больше никогда не оглядываться. Будь то на своих двоих, на лыжах или на санях, среди зеленых летних холмов или их холодных зимних теней… только свет костра или следы полозьев в снегу покажут, куда я ушел. И пусть все остальное человечество найдет меня, если сможет.

Джон Хейнс

«Звезды, снег, костер: двадцать пять лет в северной глуши»

Виргиния-Бич, дом Карин Маккэндлесс. На каминной полке стоят две фотографии. На одной из них Крис в старших классах школы, на другой – он же, только семи лет от роду, в миниатюрном костюмчике и торчащем в сторону галстучке. Рядом с ним стоит, наряженная в платье с оборками и новенькую пасхальную шляпку, Карин. «Самое удивительное в том, – говорит Карин, вглядываясь в фотографии своего брата, – что выражение лица у него совершенно одинаковое, хоть между этими фотографиями и разница в десять лет».

Она права, на обоих портретах Крис смотрит в объектив меланхоличным и немного недовольным взглядом, словно его оторвали от каких-то очень важных раздумий и насильно заставили терять время перед камерой. На пасхальном снимке выражение его лица сильнее бросается в глаза, ярко контрастируя с жизнерадостной улыбкой стоящей рядом сестры. «В этом весь Крис, – говорит она, ласково улыбаясь и поглаживая кончиками пальцев фотографию. – Он часто так смотрел».

У ног Карин лежит Бакли, к которому некогда был так привязан Крис. Теперь ему уже тринадцать. Старый пес с поседевшей мордой и пораженными артритом суставами с трудом ковыляет по комнатам, но стоит только второму питомцу Карин, полуторагодовалому ротвейлеру по кличке Макс, посягнуть на его территорию, он, невзирая на свои болячки и скромные размеры, не раздумывая бросается на шестидесятикилограммового соперника и обращает его в бегство громким лаем и сериями точно рассчитанных укусов.

«Крис был просто без ума от Бака, – говорит Карин. – В лето своего исчезновения он хотел взять Бака с собой. После выпуска из Эмори он спросил маму с папой, можно ли заехать забрать Бакли, но они сказали, что нет, потому что Бакли недавно попал под машину и был еще не совсем здоров. Теперь они, конечно, жалеют о своем решении, хотя Бак и вправду был тяжело ранен и ветеринар даже говорил, что он, возможно, больше никогда не сможет ходить. Родители (да, признаться, и я тоже) не могут не гадать, как бы все обернулось, если бы с Крисом был Бак. Свою жизнь поставить на кон для Криса было что раз плюнуть, но Бакли он никакой опасности подвергать бы не стал. Он ни в коем случае не пошел бы на чрезмерный риск, если бы с ним был Бак».

При росте в метр семьдесят с малым, Карин Маккэндлесс выше своего брата, может быть, на считаные сантиметры. Внешне она так похожа на Криса, что ее часто спрашивают, не двойняшками ли они родились. Разговор она ведет экспрессивно, периодически встряхивая головой, чтобы откинуть с лица длинные волосы, и акцентируя сказанное выразительными взмахами маленьких рук. Одетая в аккуратно отглаженные джинсы со стрелочками, она ходит по дому босиком. На шее у нее золотое распятие.

Карин похожа на Криса и характером. Она настолько же энергична, самоуверенна, настроена на успехи в любых делах и резка во мнениях. Кроме того, в подростковом возрасте она, точно так же как и Крис, яростно воевала с родителями. Тем не менее, различий между братом и сестрой гораздо больше, чем сходства.