Девушки на выданье. Бал дебютанток - Вероника Богданова

Папинька приехал из города вчера вечером очень поздно. Сего дня я встала и, позавтракавши, услышала голос брата Алексея, которой болен душевно и телесно и живет у нас с некоторых пор. Он звал меня, я пошла к нему; он вручил мне письмо, писанное им к Папиньке. Он хочет вступить в военную службу, он прав, я сама ему то советую… нет, не советую, а соглашаюсь на его доказательства и повторяю: ты прав. Но хотя честь есть для меня превыше всего в мире, я не знаю, что делается со мной, когда я подумаю, что, может быть, мое согласие погубит его, что, может быть, я лишусь брата, но нет, Бог милостив, Он не захочет погубить целое семейство. Ах, как тяжело решиться на такое дело, где не можно отвечать за последствия. Но все он прав, потому что жизнь пустая и без занятий также убьет его.

«Счастие меня нигде не ждет». Вот жизнь тех, кто слишком много перечувствовал в своей молодости, вот жизнь той, чья рука пишет эти строки! Ей не исполнилось и двадцати, а она уже перестала радоваться жизни. Не пережив ни единого истинного несчастья и чувствуя со всем жаром пылкой души все счастье прошлой жизни с обожаемыми существами, не испытав еще никаких превратностей судьбы, она подобна «увядшему листу», ибо рассудок отнял у нее варварской рукой все иллюзии! Без состояния, без красоты она привязывает на один день, на один месяц и никогда на всю жизнь. Молодость проходит, счастье исчезает, чтобы никогда не вернуться. Не приведи Господи увидеть состояние своих родителей расстроенным и всю семью на краю пропасти! Один из братьев предается страсти, не достойной его, другой покидает родину, чтобы искать счастья на войне и на полях сражений. Сама она отказывается от всего, чем дорожит ее сердце, даже от надежды. О, простите ей, когда она говорит: «Неси ж меня отсель, о бурный Аквилон!»)

7 июля 1828

Тетушка уехала более недели, я с ней простилась и могу сказать, что мне было очень грустно. Она, обещая быть на моей свадьбе, с таким выразительным взглядом это сказала, что я очень, очень желаю знать, об чем она тогда думала. Ежели брат ее за меня посватается, вернувшись из Турции[19] [ Дай Бог, чтоб он вздумал это сделать! А. Оом.], что сделаю я? Думаю, что выйду за него. Буду ли счастлива, Бог весть. Но сомневаюсь. Перейдя пределы отцовского дома, я оставляю большую часть счастья за собой. Муж, будь он ангел, не заменит мне все, что я оставлю. Буду ли я любить своего мужа? Да, потому что пред престолом Божьим я поклянусь любить его и повиноваться ему. По страсти ли я выйду? Нет, потому что 29 марта я сердце схоронила и навеки. Никогда не будет во мне девственной любви, и ежели выйду замуж, то будет супружественная. И так как супружество есть вещь прозаическая без всякого идеализма, то и заменит рассудок и повиновение несносной власти ту пылкость воображения и то презрение, которыми плачу я теперь за всю гордость мужчин и за мнимое их преимущество над нами. Бедные твари, как вы ослеплены! Вы воображаете, что управляете нами, а мы… не говоря ни слова, водим вас по своей власти: наша ткань, которою вы следуете, тонка и для гордых глаз ваших неприметна, но она существует и окружает вас. Коль оборвете с одной стороны, что мешает окружить вас с другой. Презирая нас, вы презираете самих себя, потому что презираете которым повинуетесь. И как сравнить скромное наше управление вами с вашим гордым надменным уверением, что вы одни повелеваете нами. Ум женщины слаб, говорите вы? Пусть так, но рассудок ее сильнее. Да ежели на то и пошло, то, отложив повиновение в сторону, отчего не признаться, что ум женщины так же пространен, как и ваш, но что слабость телесного сложения не дозволяет ей выказывать его. Да что ж за слава быть сильным, ведь и медведь людей ломает, зато пчела мед дает.

Я уже писала к тетушке, и вот послание, которое сочинила ей.

* * *