Игра. P.S. - Катя Хеппи

я чай тебе сделала. Он на столе.

— Это тебе, Бельчонок… — протягиваю букет белых тюльпанов. Я сотню цветочных обзвонил, чтобы найти их и заказ сделать.

— Красивые. Спасибо. Занеси в дом.

— А ты куда? — перегородил дорогу, когда она двинулась к лестнице.

— Мусор выброшу.

Подтолкнула меня к двери и, размахивая мусорным пакетом, ускакала моя веселая Белка обратно в подъезд. А я, прибалдев от ее дружелюбности, двинулся на кухню. Расплылся в улыбке, когда на столе увидел кружку чая и тарелку со всякими вкусностями. Только этот чай мне в горле комом стал.

Приятно оставаться, Рома.

Внизу меня ждет такси. Можешь пожить несколько дней в этой квартире. Чай на столе. Еда в холодильнике. Чистое полотенце в шкафчике над раковиной. Постельное белье на верхней полке в шкафу. Уходя, захлопни дверь.

Катя Богданова.

Намеревался разхреначить и холодильник, и шкафчик над раковиной, и верхнюю полку в шкафу. Но вовремя обсел. Выпил остывший чай и пошел спать. Мне нужен завтрашний день. А реальный способ его скорее получить — это сон. А утром я эту гадину из-под земли достану. Притащу в эту квартиру и целую простыню объяснений и извинений накатаю. Она ж устную речь не понимает. Не хочет разговаривать. Значит, будем записками общаться.

Впервые за несколько последних месяцев я так крепко и долго спал. Без снов и кошмаров. Окруженный ароматом вишни.

А утром подбадривающе кивнул себе в зеркале ванной и полез за чистым полотенцем. Если идти кланяться в ножки Бельчонку, то при полном параде. И с разбитым кулаком, который со всей дуру влетел в мое отражение в зеркале, стоило мне увидеть две зубные щетки. Розовую и синюю. Намотав полотенце на кровоточащие раны, выскочил на кухню.

За зеркало и ночлег.

Начиркал на обратной стороне ее записки и рядом кинул деньги.

Внутри клокотало так, что даже стиснутые до скрежета зубы не гасили злость и обиду поражения. Не знал, что делать и зачем. Проиграл в сухую. Размазала меня эта девчонка окончательно. Особенно когда оказалось, что она со своим классом улетела в Канаду на конкурс.

А то Дема от нее так быстро улетел. Я себе уже напридумывал, что они разбежались, что решили поговорить с глазу на глаз и зафиналить этот цирк с женитьбой. Но стоило присмотреться к ее квартире, и стало ясно, что финалом там и не пахнет: вторая зубная щетка, мужские домашние шлепанцы, ветровка в прихожей и одежда Демы на полке в шкафу.

Я так хреново себя еще никогда не чувствовал. И самое мерзкое в этой всей истории, что я даже не знал, как подступиться к решению этой проблемы. С одной стороны, Бельчонок, на которую не могу надавить, потому что боюсь еще больше оттолкнуть. С другой стороны, брат, который любит ее. И это он был рядом, поддерживал, в то время как я творил дичь.

Но с Демой поговорить я все-таки намеревался.

— Ром, разговора не будет. — заявил Демьян только я произнес «Бельчонок». — Дикарка уже всё решила. Смирись.

И я смирился, а как, бл*дь, иначе. Если я бился, как рыба об лёд: летал к ней в Америку, разговаривал, письма в конвертах отправлял, а по итогу получал только один ответ:

— Нет.

Глава 37

Катя

— Отпусти мою руку. Немедленно.

— Нет.

— Ветров, скоро за мной заедет Дема, поэтому пусти меня.

— Вот именно поэтому я тебя не отпущу. Ты сейчас быстро сядешь в машину, и мы уедем, если ты не хочешь, чтобы мы с братом прямо тут сцепились.

— Я тебя ненавижу, Ветров! — выпалила я, стоя около открытой дверцы машины.

Ненавижу его. Ненавижу его еженедельные приезды в Америку. Радует одно: о некоторых визитах я знаю заранее от друзей и успеваю сбежать. Ненавижу его смазливое лицо и грустные голубые глаза. Ненавижу его извинения и слова любви. Ненавижу телефонные звонки. Ненавижу бумажные письма, которые он присылает мне десятками. Не открываю их, но и выбросить не могу. Я ненавижу все, что связано с Ветровым.

— Врешь, Бельчонок. Ты любишь меня так сильно, как никто никогда не любил.

— Я ненавижу тебя, Ветров. Слышишь, ненавижу.

Улыбается. Вот какого черта он улыбается? Эту улыбку я тоже ненавижу. Больше всего ненавижу, когда он такой. Открытый. Спокойный. Нежный. Родной. Любимый.

Одергиваю себя. Совсем дура. Нельзя быть такой слабой. Даже в поговорке на одни грабли можно наступить дважды. А у меня эта жизни последняя, как в игре. Два раза Ветров меня уже убил. Первый, когда принял поздравления с Днем Рождения вместе с Малиновской. И второй, когда поверил Шаху и при всех выставил шлюхой. Между этим было еще много чего, но то я смогла бы простить. Хотя, честно говоря, я все и так простила. Но это не значит, что я вернусь к нему. Я ему больше не верю. Не смогу открыться, не смогу довериться. Буду всегда рядом с ним ждать боли, унижений, оскорблений. Даже сейчас, когда он клянётся в любви, я боюсь, что если хоть чуть-чуть приоткрою дверь и впущу его, он всё разрушит. И я не вывезу. Сломаюсь.

— Бельчонок, ты голодная?

— Ветров, не заговаривай мне зубы, — я злюсь. Эта злость — защита от себя самой. Лучше злиться, кричать, чем позволить ему снова приникнуть в мое сердце. — Ты зачем приехал? Мы уже с тобой все решили? Убирайся из моей жизни.

— Нам нужно поговорить. И мы будем говорить до тех пор, пока ты не услышишь меня. Я буду извиняться до тех пор, пока ты не дашь мне еще шанс.

— Я тебе все прощаю. Но у тебя нет больше шанса. Тебя для меня нет. — выкрикиваю я последние слова и лечу вперед, так как Ветров резко тормозит.

— Выходи, — рычит и сам выскакивает из машины на проезжую часть.

Машины позади нас сигналят, водители сыплют ругательства. Только ему все равно. Он хватает меня за руку и вытаскивает с машины.

— Пойдем. Я не могу вести машину. Еще пару таких фраз и влетим в столб. Вместе.

— Машина… — едва успеваю бежать за ним, — Ты не можешь оставить машину посреди дороги.

— Могу, — он дергает мою руку, и я лечу в него.

Обнял. Не вырываюсь. Испугалась, наверно, его поведения на дороге. А может просто не хочу сопротивляться ему и себе. Устала бороться сама с собой. Устала поступать как надо, а не как просит беспечное сердце.

— Бельчонок, я без тебя не могу, — шепчет мне в волосы. — Пожалуйста, хватит. Давай это закончим. Я с ума сойду, если ты