Королева в придачу - Симона Вилар

Он сделал неопределенный жест, прищелкнул пальцем.

– Думаю, нам надо возвращаться, миледи. Наше отсутствие и так может вызвать кривотолки.

– И пусть!

Она тряхнула головой.

– Я хочу, чтобы о нас говорили! Но этого не хотел Брэндон.

– Миледи...

– Мне надо поговорить с вами, сэр! – сказала она властно и пошла прочь. Ему ничего не оставалось, как идти за ней на некотором расстоянии, ибо он почти боялся ее. А еще больше боялся себя.

Она резко обернулась к нему:

– Я хочу стать вашей женой, Брэндон!

Он вздрогнул. Сказал, как можно строже, но с оттенком иронии:

– Самой выбирать себе мужа – это неслыханно! Мэри Тюдор побледнела. Ей стало страшно, но она не сдавалась, стараясь говорить спокойно:

– С детства я, как и большинство титулованных особ, была обручена с другой титулованной особой. Я даже решила, что хочу этого брака, пока однажды не поняла, что панически боюсь дня моего замужества, боюсь уезжать в чужую страну, начинать жить среди незнакомых людей. Я понимала, что принцессе не подобает обсуждать избранный ей политический союз, понимала, что принцессы также мало могут решать свою судьбу, как охотничьи собаки или лошади. А потом... Когда моя помолвка с Карлом Кастильским оказалась на грани разрыва, я вдруг ощутила некоторую свободу, даже решила сама подумать о своей судьбе, представить, что меня ждет. Франциск Ангулемский? Но епископ Фишер сказал, что он уже женат. Людовик Французский или император Максимилиан уже старики, один из которых твердит, что скоро последует за женой, а второй, после того как трижды овдовел, дал слово более не вступать в брак. Пиренейские принцы? Германские герцоги? Итальянские правители? Я не хочу более об этом думать. Я знаю, что моя тетка Катерина Йоркская в свое время настояла на браке по любви и стала женой Вильяма Кортни, графа Девонского. Почему мой брат не мог бы выдать меня замуж в Англии?

Она говорила и нервно срывала листики с куста шиповника, бросая их себе под ноги. Она повернулась к Брэндону. Лицо его было холодным, словно бы отстраненным, но Мэри, сделав над собой усилие, продолжала:

– Я знаю, что пути Господни неисповедимы, и никому не дано постичь Его волю. Но нас учат – нет ничего, что небеса не даровали бы просящему, если тот верит и знает, как просить. И если Катерина Йоркская даже добилась расторжения помолвки с Хуаном Арагонским и вышла замуж за графа Девона, то и я смогу упросить Генриха, чтобы меня выдали замуж здесь, в Англии – за друга короля, сэра Чарльза Брэндона.

Она подошла к нему, и смело подняла на него свои чудесные глаза.

– Чарльз, вы согласны стать моим мужем?

Он улыбнулся, но, по сути, только растянул губы, словно забыл, как надо улыбаться по-настоящему. Брэндон ощущал тепло в груди, но сердце его мучительно сжималось – он знал, что судьба её уже предрешена.

– Странные вещи творятся в веселой Англии, если девицы начали сами предлагать мужчине руку и сердце.

Она была очень бледна, глаза казались почти черными.

– Чарльз, не шутите. Мне очень трудно говорить вам все это.

– В таком случае, я отвечу, что с таким же успехом вы могли пожелать в супруги лошадь или охотничьего сокола. Английские принцессы никогда...

– Но моя тетя...

– Катерина Йоркская добилась расторжения помолвки с принцем Арагонским уже после того, как Йоркская династия была заменена Тюдорами, и Испания потеряла интерес к ней. А её брак с Уильямом Кортни... Он все же был вельможей, семнадцатым графом Девонским и его родословная была древнее даже, чем генеалогическое древо Плантагенетов. Я же простой нетитулованный дворянин.

– Но вы друг короля! Вы одна из самых известных фигур в Англии, Генрих даже сватал за вас правительницу Нидерландов!

– Действительно, сватал. Но она оказалась достаточно умна, чтобы решительно отвергнуть этот брак. Родовая гордость не позволила ей подобного мезальянса, и её честь осталась на высоте. Вы же – Тюдор, и понятия о родовой чести для вас должны быть выше желаний. Вспомните – вы английская принцесса и должны служить примером для любой другой женщины в стране.

Какой холодный у него голос!.. Мэри вдруг ощутила себя школьницей, которую отчитывает строгий учитель. Ей стало так стыдно, что захотелось убежать. Но она всегда была слишком уверена в себе и не желала сдаваться.

– Хватит говорить чушь! Думаете, мне приятно унижаться? И разве вы сами не дали мне понять, что любите меня, когда всего несколько минут назад так целовали... когда так хотели меня в Хогли.

– Вот именно хотел, – ответил он.

Его пугала и раздражала её настойчивость, ибо её желание принудить его изменить королю и согласиться с ней, уже обещанной невестой короля Франции разрушало все, чего он достиг, более того, грозило ему плахой. И он решил сбить с неё спесь, поставить на место.

– Миледи, вы правы лишь в одном – я хотел вас. Хотел, как всякий здоровый мужчина хочет красивую податливую женщину. Но желание появляется и быстро исчезает, как только становится удовлетворенным. И если я не заполучу вас – на свете много других женщин, с которыми я могу получить те же удовольствия, как и с августейшей принцессой. И без малейшего риска для себя, замечу. Что же касается любви... Я не люблю вас. Моя преданность его величеству, вашему брату, значит для меня гораздо больше, чем легкий флирт с маленькой бесстыдной Мэри.

Он резко умолк, когда она вдруг с силой ударила его по щеке. От удара с него даже слетел берет.

– Ого! – присвистнул он. – Ваше высочество ещё и драчунья.

Она кинулась к нему, стала толкать его, бить кулаками, кричать, что ненавидит его. Брэндон поймал её руки за запястья, быстро оглянулся. Не хватало бы еще, чтобы на крик сбежались люди! Чарльз несколько раз с силой тряхнул её так, что у неё замоталась голова.

– А ну тихо! Вспомните, кто вы. Не позорьтесь.

Она тяжело дышала, не в силах поднять голову и взглянуть на него. Он осторожно отпустил ее, поднял берет с земли, отряхнул...

Она все стояла, склонив голову, такая хрупкая, поникшая. Сердце Брэндона разрывалось от жалости к ней, но он боялся пожалеть Мэри, ибо тогда его страсть и тяга к ней свели бы на нет все, чего он добился своей резкостью.

– Миледи...

– Я не желаю вас видеть! Убирайтесь.

Он надел берет, поправил сбившуюся в сторону цепь.

– Поверьте, ваше высочество, мои слова не причинят вам вреда. Вы стали слишком самоуверенной, и нужно было поставить вас на место... пока у вас не начались крупные неприятности.

«И у меня также», – отметил про себя придворный. И все же, когда он стал уходить, она окликнула его, не поворачиваясь, тихо, тихо...

– Чарльз...

Он еле различил ее зов в шорохе листвы на ветру и, остановившись, нервно вздохнул. Ох уж эти перепады ее настроения!..