Сын Моржа и Куницы - Елисей Дым

тайно поклонялись Живе, Силе Жизни, хоть молитвы не творили и поклоны не клали.

Так и жили два века, изредка роднясь или выменивая друг у друга тайные рецепты и старые пергаменты. Хотя куда чаще — днём похваляясь друг перед другом успехами, а ночью суя здоровенные орясины в соседские торговые дела.

И вот, в конце века XVII, случилось страшное.

Выбрался ради очередного паскудства из своих мрачных чащоб и мёртвых трясин мелкий божок — Хозяин Мещёрских болот, Горь-Топень, именуемый также Гниль-Шепотун, Повелитель гадов болотных и неясытей. Телом Горь-Топень как преогромный дубовый топляк, голова же неясыти великой, а руки-ноги — хвосты да тела гадюк, толщиной с бревно сосновое. Так люди бают, да кто ж видел? Кто видел, поди, никому и не расскажет.

Каков бы ни был ужасен обликом Горь-Топень, а средь богов он наимладший, далече хода ему из Мещёры нету. Людишек у него мало, да и те худые, на топях да мшарах прокормиться нелегко. Иные из обитателей тех мест пропадают бесследно, что-то творит с ними Топень, и явно недоброе.

А люди всё ж нужны богам, как без людишек-то? Не самим же в человеческом мире делами промышлять, а на создание тени божественной, иначе аватарусом именуемой, не у всякого младшего бога силы и умения достаёт. Приходится людишками-холопами пробавляться, тем или иным путём закабалёнными.

Вот и задумал аспид трясинный коварное: подкинул через насланные сны сыну Старшего мастера Бранковичей мысль яркую, и такую же — сыну Старшего мастера Гдовичей. Самые они талантливые были в своих родах в то время, творили такое, что родичи ахали, а иные втихомолку и зубами скрежетали. Неделя минула и выдумал Марко Бранкович особый настой, да рисунок хитрый, со словами, как настой сей применять. Такое же сотворил и Данила Гдович, в тот же день.

Испробовали Данила и Марко настои на себе и возрадовались — силу такую в себе почувствовали, что и не описать. И ум прояснился, будто испили слезы кристальной самой Живы. Длилось сие ровно один день, потом прошло.

Испробовали ещё раз. Три дня мудрости и могучести.

И ещё. Неделя.

Задумались мастера, а также их отцы и матери. Тайно думали, внутри рода, только старшими родовичами. По всем магическим законам выходило, что следующая порция дала бы силу и разум на месяц, затем на год, ещё — на тридцать и три года, а последняя — на всю жизнь, сколько ни выйдет.

Почти как дары божьи и магические, стратами прозываемые, только те силу человеческую да разумность увеличивают в чём-то одном, а настой волшебный — во всём. Ну, почти. Мужская сила прежней оставалась.

И всё бы радоваться Гдовичам и Бранковичам, но утаить возросшую силу от царя да бояр его — не выйдет. Как и от других Родов чародеейных, Орденов жреческих, Погонщиков стай да Архимагусов величайших.

Ну, а кто есть Бранковичи да Гдовичи в сравнении с родом Гедиминовичей или Архимагусом Мухоногом, Аристотелем прозываемым? Пыль на сапогах, даже волшебный отвар не поможет, хоть напои им всех родовичей, вплоть до псов-пустобрёхов дворовых.

Узнает кто, и закончится Род Гдовичей, — так мыслили Гдовичи.

Пронюхает кто, и прекратится род Бранковичей, — так думали Бранковичи.

Тайно надо продавать, в дальние земли, да через восьмые руки, — решили оба рода. И руки те тоже должны быть чужие, чтобы в случае беды не жаль и отрубить было. Ну, а потом, когда настои по землям разойдутся, диковинкой быть перестанут, можно и самим силу и мудрость через них получить.

Горь-Топень же веселился в своей берлоге. Задумка удалась! Трясина шла пузырями, звери бежали в ужасе, птицы падали замертво.

Горь-Топень хохотал.

Была у настоя особенность, каковую не распознали мастера людские. Да и шутка ли? проявлялась она не сразу. Кто выпьет семь настоев — велик станет и могуч, как лучший из воинов и умнейший из мудрецов. Ну, почти, ведь никакие настои опыт и мудрость не дают, скорее уж отнимают. Но главное в ином: потомки семижды испившего настой, — нет, не дети и даже не внуки, — но правнуки и колена поздние — обретут склонность к трясинной магии Горь-Топеня и дадут ему живой энергии струйку малую. Поделятся помимо воли жизнью своей с Хозяином Мещёры, а по смерти — войдут в божественный домен его, и там уж аспид подколодный выжмет душу их досуха.

Обретёт Горь-Топень невольных последователей во всех землях и весях, и те помогут младшему божеству стать одним из старших.

Рода же Гдовичей да Бранковичей, как только настой распространится по землям дальним да ближним, под корень вывести надо. Так решил Горь-Топень и снова возрадовался хитроумию своему. Не найдут Старшие боги, откуда напасть взялась, а потом и поздно будет, встанет Горь-Топень вровень с ними и место своё удержит.

Одного не учёл Горь-Топень: есть на свете богиня судьбы.

И женщины тоже есть.»

Фрагмент рукописного свитканайденного на пепелище крепостиАрхимага Грегана Отварённого.Предположительно, из личного архива.

(Почерк архимага подтверждён.Ориентировочно начало XIX в.)

ГЛАВА 9. Замороженный волк, яблоки-гриль и боги на развес

Автобус надвигался визжа тормозами.

А Егор не мог сдвинуться с места, всё внутри заледенело. Под руками ощущался асфальт и что-то тёплое и живое. Живое шевелилось и сдавленно ругалось. Ещё, другое живое, мычало и вяло трепыхалось. Схватив одно живое и другое живое, больно шкрябнув по асфальту коленями, Егор метнул лом в сторону и кубарем выкатился с проезжей части на тротуар. Вместе с ним кубарем катилось и живое.

Не останавливаясь, рванулся вперед, к спасительной зелени, траве и кустам, споткнулся и завалился через невысокую металлическую оградку. С одной стороны оказался Егор, с другой — живое и живое. Локти болезненно хрястнули. Егор болезненно крякнул.

— Отпусти, — зло прошипело живое.

— М-м-м… — равнодушно промычало другое живое.

Егор разжал сведённые болью пальцы. За заборчиком что-то мягко шмякнулось и охнуло.

Похожий на старый потрёпанный ПАЗик автобус остановился. Распахнулась дверь, выскочил водитель и заорал:

— …! …!! …!!!

Конечно, кричал он внятное и даже на знакомом языке, но слух Егора на время отключился, спасая от слов, которые хорошим мальчикам знать не следует. Да и хулиганам, пожалуй, не всем.

Шоферюга продолжал разоряться:

— …ала! …емой! Греби…!!

Пассажиры полуПАЗика согласно гомонили.

Сквозь шум прорвался звонкий девчачий голос:

— …грацкий кребудень!

А вот это было ново, незнакомо и потому интересно. Притворившийся мёртвым Егор приоткрыл один глаз, чтобы было лучше слышно. Увы, простучали шаги по ступенькам, дверь захлопнулась и кашляющая