Позволь мне солгать - Клер Макинтош

Я благодарно кошусь на нее.

– Хорошая идея, но едва ли сейчас среди невест большой спрос на толстых продавцов машин, еще и в летах.

– Ой, ладно тебе, дядя Билли, ты у нас завидный жених. Отличный дом, надежный бизнес, все зубы еще целы… У тебя ведь все зубы целы, а?

Пока они подтрунивают над Билли, я запускаю посудомойку.

В первый раз Марк сделал мне предложение тем вечером, когда я сказала ему, что беременна. Я отказалась. Он не обязан был на мне жениться.

«Дело не в том, что я обязан. Я хочу на тебе жениться. Хочу быть с тобой. Разве ты не хочешь быть со мной?»

Я тогда ушла от ответа. Хотела ли я быть с ним – конечно же, я хотела, – но я хотела, чтобы он был рядом, потому что любит меня, а не из-за ребенка.

Еще два раза он просил моей руки во время беременности, и еще раз – сразу после родов. Тогда я едва не согласилась: я еще приходила в себя, обезболивающие курсировали в крови, меня переполняла эйфория оттого, что я создала новую жизнь и это удивительное создание теперь мирно посапывает у меня на руках. «Потом», – пробормотала я.

Как и большинство женщин, я не раз представляла себе свою свадьбу. Конечно, личность жениха в этих мечтах менялась с годами – шестилетний Джоуи Мэтьюс, с которым я ходила в первый класс, сменился чередой совершенно не подходивших мне парней, впрочем, среди них было даже несколько неплохих вариантов. Но «люди в зале» в этих мечтах всегда оставались одними и теми же. Мои друзья. Билли. Лора.

Мама и папа.

Когда я думаю о свадьбе с Марком, я представляю себе тех, кто не сможет этого увидеть.

Билли и Лора уходят довольно поздно. Я провожаю их до тротуара, машу им на прощание, и от холодного воздуха опьянение отступает. Обхватив плечи руками, я стою на мостовой и смотрю на дом. Марк считает, что мы должны продать этот участок и начать новую жизнь. Я знаю, что он прав, но сама мысль о прощании с Дубовой усадьбой причиняет мне боль.

У Роберта Дрейка горит свет на первом этаже, и одна лампочка мерцает чуть выше – наверное, на лестнице. Розоватый бланк объявления о планирующейся реконструкции, который заметил Билли, прикреплен к воротам: табличка висит на проволоке, и мелким шрифтом на бланке напечатана подробная инструкция того, как можно подать жалобу. Наверное, там также указаны сроки рассмотрения ходатайства и адрес, по которому можно обратиться, если есть какие-то возражения против расширения.

Мне кажется, что есть проблемы поважнее, чем ремонт на соседнем участке, в результате которого у нас на кухне может стать темнее. В отличие от моих родителей, которые временами обожали вступать в споры, меня даже сама мысль о возможном конфликте с соседом ввергает в ужас. Наверное, все дело в том, что я была единственным ребенком в семье и не прошла через вечные споры с братьями и сестрами. Как бы то ни было, при малейших разногласиях я скорее начну плакать, чем брошусь отстаивать свою точку зрения.

Я как раз возвращаюсь к дому, когда слышится грохот и звук бьющегося стекла. В темноте мне трудно сориентироваться, я не понимаю, откуда этот шум доносится. Открыв дверь, вижу несущегося вверх по лестнице Марка. Через мгновение он вскрикивает. Я бегу за ним.

– Что? Что случилось?

В детской Эллы сквозит, шторы надуваются, в комнату льется холодный воздух. Окно разбито. Я охаю.

Марк указывает на колыбельку. Она засыпана осколками битого стекла, переливающимися в лучах лампы. В центре колыбельки лежит кирпич с примотанной к нему запиской.

Марк осторожно поднимает кирпич.

– Отпечатки пальцев! – напоминаю я.

Взяв записку за уголок, он склоняет голову к плечу и читает напечатанное сообщение:

«Никакой полиции. Остановитесь, пока не пострадали».

Мюррей

Анна Джонсон выглядела усталой. Под глазами у нее пролегли темные круги, и, хотя она вежливо улыбнулась, открыв ему дверь, Мюррей не заметил в ней и следа былой решимости. Анна провела его на кухню, где Марк Хеммингс убирал посуду после завтрака.

Маккензи с интересом отметил, что, хотя Анна явно была сильной женщиной, все же, когда она находилась рядом со своим парнем, все решения должен был принимать он. Интересно, так вышло случайно или они договорились? И был ли инициатором их отношений Марк? Действительно ли он солгал о том, что не был знаком с Кэролайн Джонсон?

– Простите, я не помешал?

– Нет, вовсе нет. Мы сегодня немного задержались, учитывая вчерашнее.

– Вчерашнее? – На сушке Мюррей заметил несколько вымытых бокалов и улыбнулся, пытаясь снять непонятное ему напряжение в комнате. – Хорошо провели время?

Он перевел взгляд с Анны на Марка, и улыбка сползла с его лица. Анна возмущенно открыла рот, ее глаза метали молнии.

– Хорошо провели время?! Да что за…

Марк поспешно подошел к ней и обнял.

– Все в порядке. – Он повернулся к Маккензи. – Кто-то бросил кирпич в окно детской. К кирпичу была примотана записка. Если бы наша дочь в тот момент находилась в колыбели, она могла бы погибнуть.

Мюррей достал блокнот.

– В котором часу это произошло?

– Около полуночи, – ответила Анна. – Мы…

– Нам действительно нужно все это повторять? Мы вчера не спали до двух часов ночи, давая показания.

Только теперь Маккензи заметил на кухонном столике бумаги: визитка с контактными номерами отдела расследования, брошюра Службы помощи потерпевшим с номером телефона, обведенным ручкой. Блокнот пришлось спрятать.

– Нет, конечно же нет. Я свяжусь с полицейскими, которые брали у вас показания, и удостоверюсь в том, что они получили всю необходимую информацию.

– Они спросили у нас номер дела. – Марк прищурился.

У Мюррея знакомо засосало под ложечкой.

– Того, другого, связанного с открыткой?

Когда Маккензи только пришел на работу в полицию, он взялся за одно расследование, которое потом вышло ему боком. Сержант, резковатый мужик из Глазго, вызвал Мюррея к себе в кабинет, осведомился, почему ничего так и не сделано «по этому делу, где и расследовать-то нечего, молокосос!», и отправил Маккензи патрулировать улицы. Он стоял под дождем, капли стекали по его шлему, а под ложечкой посасывало. Три недели, как вышел на работу, – и уже наорали. Неужели это все? Неужели теперь он не пройдет испытательный срок?

Но это было не все, и испытательный срок он прошел. Может быть, как раз потому, что после того случая Мюррей поклялся относиться к каждому потерпевшему с сочувствием, но действовать строго по правилам.

А в этот раз он действовал не по правилам.

– Не волнуйтесь, – с напускным спокойствием сказал он. – Я вернусь в участок и во всем разберусь.