Страсть - Лорен Кейт

— Лентяй, — сказал Билл.

Никогда не касаясь её, не раз за это время они были влюблены. И теперь он должен ждать всё это опять, даже не зная, будет ли какая-нибудь разница в следующий раз. Какая может быть надежда жить на фоне такого поражения? Ничто в этом не имеет смысла.

— Если он не касался ее, то что стало причиной ее смерти? — Она повернулась к Биллу, который склонил голову и посмотрел в небо.

— Горы, — сказал он. — Симпатичные.

— Ты что-то знаешь, — сказала Люси. — Что?

Он пожал плечами. — Я ничего не знаю, — скзал он. — Или я не могу сказать тебе.

Ужасный, пустынный крик эхом промчался по всей долине. Звук агонии Даниэля раздался и вернулся, умноженный, как будто сто Даниэлев плакали вместе. Люси поднесла бинокль обратно к лицу и увидела его, бросающего цветы на землю.

— Я должна подойти к нему! — сказала она.

— Слишком поздно, — сказал Билл. — Смотри.

Даниэль отступил от края утеса. Сердце Люси стучало, боясь того, что он собирался сделать. Он, конечно, не собирался спать. Он разбежался, набрав нечеловеческую скорость к тому времени, когда он достиг края утёса, и затем запустил сам себя в воздух.

Люси ждала, когда его крылья развернутся. Он ждала мягкий гром их великого разворачивания, широ открываясь и и ловя воздух в удивительной славе. Она видела его в бегстве как в этот раз, и каждый раз он ударял её в самое сердце: как отчаянно она любила его.

Но крылья Даниэля не вылетели из его спины. Когда он достиг края утёса, он шёл как и любой другой мальчик.

И упал, как и любой другой мальчик тоже.

Люси закричала, громким, долгим и страшным криком, пока Билл не заткнул ей рот своей каменной рукой. Она отбросила его, подбежала к краю скалы и подползла вперед.

Даниэль все еще падал. Это был длинный путь вниз. Его тело становилось все меньше и меньше.

— Он раскроет свои крылья, не правда ли? — выдохнула она. — Он поймет, что будет падать и падать пока не…

Она не могла даже сказать это.

— Нет, сказал Билл.

— Но…

— Он врежется прямо в землю, через пару тысяч футов, да, — сказал Билл. — Он сломает каждую кость в своем теле. Но не волнуйся, он не может покончить с собой. Ему только жаль, что не может. — Он повернулся к ней и вздохнул. — Теперь ты веришь в его любовь?

— Да, — прошептала Люси, потому что все, что она хотела сделать в этот момент — это кинуться с обрыва в след за ним. Так сильно она любила его.

Но это не принесло бы пользы.

— Они были так осторожны. — Ее голос был напряженным. — Мы оба видели, что случилось, Билл: ничего. Она была так невинна. Так как она могла умереть?

Билл рассмеялся. — Ты думаешь, что знаешь всё о ней только потому, что увидела последние три минуты из её жизни в горах?

— Ты был тем, кто сказал мне воспользоваться биноклем… Ох! — Она застыла. — Погоди секундочку! — Что-то не давало ей покоя о том, как глаза ее прошлого, казалось, изменились, только на секунду, прямо в конце. И вдруг Люси знала. — То, что убило её в этот раз, не было тем, что я могла увидеть, так или иначе…

Билл закатил когти, ожидая окончания ее мысли.

— Это происходило внутри нее.

Он медленно апплодировал. — Я думаю, ты уже должна быть готова.

— Готова для чего?

— Помнишь что я говорил в Хелстоне? После того, как ты поговорила с Роландом?

— Ты не согласился с ним… о моём приближении к моим прошлым?

— Ты все еще не можешь переписать историю, Люси. Ты не можешь изменить повествования. Если ты попытаешься, то…

— Я знаю, это изменит будущее. Я не собираюсь менять прошлое. Я просто хочу понять, что происходит, почему я продолжаю умирать. Я думала, что это из-за поцелуя, или прикосновения, или чего-то физического, но мне кажется, что все намного сложнее, чем это.

Билл выдернул тень из-под ног Люси как торепдор, владеющий красным плащом. Её края мерцали серебром. — Готова ли ты доставить свою душу туда, где все дела? — он спросил. — Ты готова к трём дименсиям? (Три-Дэ)

— Я готова. — Люси кулаками открыла Предвестник и упёрлась в солёный ветер. — Подожди, — она сказала, смотря на Била, парящего на её стороне. — Что за три-дэ?

— Волна будущего, малыш, — сказал он.

Люси одарила его тяжелым взглядом.

— Ладно, есть незвучный технический термин для этого — расщепление, но для меня три-дэ звучит веселей. — Билл вильнул в тёмный туннель и поманил её согнутым пальцем. — Доверься мне, тебе это понравится.

Лхаса, Тибет. 30 апреля, 1740

Даниэль бежал по земле.

Ветер пронзал его. Солнце казалось слишком близким для кожи. Он мчался и мчался, не имея понятия где находится. Он вырвался из Предвестника без осознания, и все же, несмотря на то, что это казалось почти правильным, что беспокоило его в воспоминании. Что-то было не так.

Его крылья.

Они отсутствовали. Нет, они все еще были, конечно, но он падал без попыток распустить их, без горящего желания взлететь. Вместо привычного стремления возвыситься в небо, он ощущал тягу вниз.

Воспоминание поднималось на поверхность его разума. Он приближался к чему-то болезненому, к краю чего-то опасного. Его глаза сосредоточились на пространстве перед ним…

И он не увидел ничего, кроме воздуха.

Он подался назад, кружа руками, пока его ноги тормозили о скалу. Он упал спиной на землю и остановился прямо перед тем, как бросился с огромного утеса.

Он вздохнул, потом аккуратно развернул свое тело, чтобы взглянуть за край.

Под ним: до боли знакомая пропасть. Он оперся на руки и колени и обследовал просторую темноту внизу. Был ли он там до сих пор? Доставил его Предвесник до или после того, как это случилось?

Вот почему его крылья не расправились. Они помнили эту жизненную агонию и оставались сложенными.

Тибет. Где просто его слова её убили. В той жизни Люсинда была воспитанна так целомудренно, что даже не дотронулась бы до него. Не смотря на болезненное желание ощутить её кожу на его, Даниэль уважал её волю. В тайне, он надеялся, что её отказы могут быть способом, наконец-то, перехитрить их проклятие. Но он снова оказался глупцом. Естественно, прикосновение не было спусковым крючком. Суть наказания была гораздо глубже этого.

И вот он снова был здесь, в месте, где её смерть привела его в такое отчаяние, что он попытался положить конец его страданиям.

Если бы это было возможным.

Всю дорогу вниз он знал о своей неудаче. Суицид был привилегией смертных, не доступной ангелам.