Вампирские хроники: Интервью с вампиром. Вампир Лестат. Царица Проклятых - Энн Райс

Ей вспомнился тот давний вечер. Она снова оказалась в доме Маарет и по винтовой лестнице спускалась в подвал. Почему бы ей не отворить дверь? Смотри внимательно! Вот что ты тогда увидела! Нечто на первый взгляд не столь уж ужасное – просто те, кого она знает и любит, спят в темноте… Они спят. Но Маэл лежит на холодном полу, как мертвый, а Маарет сидит, прислонившись к стене, прямая, как статуя. И глаза ее открыты!

Она, вздрогнув, проснулась, комната показалась ей холодной и потускневшей.

– Мириам! – позвала она вслух.

Ощущение ужаса постепенно исчезло. Дрожа от страха, она подошла ближе. Она дотронулась до Маарет. Холодная, как камень, в полном оцепенении… А Маэл умер! Дальше – темнота.

Нью-Йорк. Она лежала на кровати с книгой в руке. Мириам не пришла. Она медленно встала и подошла к окну спальни.

Там, прямо напротив, в грязных и мрачных сумерках возвышался узкий силуэт призрачного дома Стэнфорда Уайта. Она пристально всматривалась в темную громаду, смотрела на него, пока образ не померк.

С обложки стоявшего на туалетном столике альбома ей улыбался Вампир Лестат.

Она закрыла глаза и представила себе трагическую пару – Тех, Кого Следует Оберегать: восседающих на египетском троне неуязвимых царя и царицу, которых воспевал в своих гимнах Вампир Лестат. Эти гимны доносились из радиоприемников, музыкальных автоматов и переносных магнитофонов. Она увидела сияющее в темноте лицо Маарет. Алебастр. Камень, всегда наполненный светом.

Быстро стемнело. Так всегда бывает поздней осенью: мрачные тона серого дня уступают место сочным краскам вечера. Рев машин на переполненных улицах эхом отражался от стен. Неужели есть еще на земле места, где транспорт грохочет так же, как в Нью-Йорке? Она прижалась лбом к стеклу. Уголком глаза она видела дом Стэнфорда Уайта. Внутри двигались какие-то фигуры.

На следующий день Джесс уехала из Нью-Йорка в старом «родстере» Мэтта. Несмотря на его протесты, она отдала ему деньги за машину. Она знала, что никогда не сможет ее вернуть. На прощание Джесс нежно обняла родителей и словно бы между прочим высказала им все те слова любви, которые много лет хранила в душе и мечтала произнести вслух.

Утром она послала Маарет экспресс-почтой письмо и два «вампирских» романа. Она объяснила ей, что ушла из Таламаски и теперь отправляется на запад, на концерт Вампира Лестата, и хочет остановиться в сономском доме. Ей крайне необходимо увидеть Вампира Лестата, это чрезвычайно важно. Подойдет ли ее старый ключ к замку? Позволит ли ей Маарет там остановиться?

В первую же ночь в Питтсбурге ей приснились близнецы. Она видела, как две женщины стояли на коленях перед алтарем. Видела подготовленное к священной трапезе тело. Видела, как одна сестра подняла блюдо с сердцем, вторая – с мозгом. А потом… солдаты… святотатство…

К тому времени, как она приехала в Солт-Лейк-Сити, близнецы ей снились уже трижды. Словно в тумане она видела страшную сцену насилия над ними. Видела, как у одной из сестер родился ребенок. Как его спрятали, когда близнецов снова выследили и взяли в плен. Их убили? Этого она не знала. Но рыжие волосы!.. Если бы только ей удалось отчетливо увидеть их лица, их глаза! Рыжие волосы стали для нее истинной пыткой.

Лишь позвонив Дэвиду из придорожного телефона-автомата, она узнала, что эти сны видели и многие другие – экстрасенсы и медиумы во всем мире. И все связывают их с Вампиром Лестатом. Дэвид приказал Джесс немедленно возвращаться домой.

Джесс как можно мягче попыталась объяснить, что пойдет на этот концерт именно затем, чтобы своими глазами увидеть Лестата. Ей это крайне необходимо! Она могла бы сказать еще очень многое, но сейчас слишком поздно. Дэвид должен постараться простить ее.

– Ты не сделаешь этого, Джессика, – сказал Дэвид. – Происходящее в корне отличается от тех ситуаций, которые обычно становятся предметом наших исследований и записей для архивов. Ты просто обязана вернуться, Джессика. По правде говоря, твое присутствие здесь необходимо. Отчаянно необходимо. Помыслить невозможно, чтобы ты самостоятельно предприняла попытку увидеть его. Пожалуйста, Джесс, послушайся меня.

– Я не могу вернуться, Дэвид. Я вас всегда любила. Всех вас. Но позвольте мне задать вам еще один, последний, вопрос: как можете вы сами не приехать?

– Джесс, ты меня не слушаешь.

– Правду, Дэвид. Скажите мне правду. Вы когда-нибудь действительно в них верили? Или же все это сводилось лишь к артефактам, папкам с документами и картинам в подвалах – вещам, которые можно увидеть и потрогать на ощупь? Вы понимаете, о чем я, Дэвид? Вот, например, католический священник, говорящий о Святом причастии на мессе, – он действительно верит, что на алтаре перед ним тело Христа? Или суть лишь в кубках, освященном вине и церковном хоре?

Ох, какая же она лгунья! Она так наседает на него, а сама при этом столько скрывает. Но ответ ее не разочаровал.

– Джесс, ты меня неправильно поняла. Я знаю, что это за существа. И всегда знал. У меня никогда не было ни тени сомнения. Именно по этой причине никакая сила на земле не заставит меня пойти на этот концерт. Это ты не желаешь признать очевидное. Чтобы поверить, тебе нужно убедиться своими глазами! Джесс, опасность весьма реальна. Лестат – именно тот, за кого себя выдает, там будут и другие, еще более опасные. И эти другие могут узнать, кем ты являешься на самом деле, и попытаются напасть на тебя. Пойми это наконец и сделай так, как я прошу. Немедленно возвращайся домой.

Ей было больно от сознания собственной нечестности. Он отчаянно пытался достучаться до ее разума, а она хотела всего лишь попрощаться. Дэвид говорил что-то еще – что он расскажет ей все без утайки, что предоставит ей доступ ко всем документам, что именно в связи с этим делом им всем необходимо присутствие Джесс.

Но ее мысли блуждали. Беда в том, что она-то не может рассказать Дэвиду «все без утайки». Ее вновь одолевала дремота, и, едва успев положить трубку, она уже погружалась в сон. Перед ней вновь возникли блюда, тело на алтаре… Их мать… Да, это их мать… Пора спать. Сон стучится в двери. А потом – ехать дальше.

Сто первое шоссе. Девятнадцать тридцать пять. До начала концерта остается двадцать пять минут.

Едва она выехала с горной дороги на Вальдо-грейд, глазам предстало давно знакомое чудо: огромный, пестрящий разнообразием форм силуэт Сан-Франциско на фоне возвышающихся вдалеке за черной гладью воды холмов. Перед ней маячили башни Золотых Ворот, ледяной ветер