Солнце в зените - Шэрон Кей Пенман

войну против Тюдора, его ждет больший успех, если станет призывать людей под знамена лично'. Сказано это было довольно сухо.

'Однако вы намерены позволить ему уехать'. Не вопрос, скорее обвинение.

Король пожал плечами. 'Если я и поступлю так, матушка, то не ранее, чем он пришлет ко двору на свое место старшего сына'.

Сесиль покачала головой. 'Этого не достаточно, Ричард, совершенно недостаточно. Стенли не относится к числу тех, кого можно связать чужим благополучием, даже благополучием его собственной плоти и крови'.

Снова пожатие плечами. 'Я предоставил ему сотню разнообразных причин хранить мне верность. Не в моих силах заставить человека сражаться за меня на поле, матушка'.

'Почему нет?' - спросила Сесиль резко. 'В конце концов, вы можете ограничить его возможности для предательства. Держите Стенли под рукой, Ричард. Эдвард никогда бы не разрешил ему уйти'.

'Я не Нед'. Прозвучал очень тихий ответ.

Как отметила Сесиль, Ричард едва пригубил вино. Она решила на миг оставить Стенли, произнеся, вместо продолжения: 'Джон Скроуп сообщил мне, что вы добились некоторого успеха, подняв налоги. Это правда?'

'Да... с февраля мы сумели собрать почти двадцать тысяч фунтов'. Ричард сморщился. 'Будто у меня не наличествовало достаточно задолженностей, за которые нужно отвечать! Но сразу после созыва парламента и замаливания субсидии не осталось больше ничего, что я мог бы сделать. По самым благоприятным прогнозам у меня в запасе только три месяца до вторжения Тюдора, и я не в состоянии сформировать войско на основе ожиданий, накормить его одними обещаниями'.

'Тем не менее, как я понимаю, в среде лондонских торговцев возникло огромное недовольство', - вставила Сесиль, надеясь тем самым дипломатично облегчить предмет собственной озабоченности, но Ричард не дал ей такой возможности.

С первыми словами матери его глаза потемнели, продемонстрировав неожиданный гнев.

'Что из этого?' - спросил король. 'Свои проклятые деньги они получат назад. Речь шла о кредитах, а не о благотворительности. Я поручился, что в течение полутора лет выплачу их в полной мере'.

'Да, знаю, - вы так и сделали. Однако хотя уверена, мало кто сомневается в вашей готовности возместить расходы, вы не можете винить население в беспокойстве на предмет способности выполнить обещанное, Ричард. Не тогда, когда эти займы являются не более добровольными, чем откровенные подарки, которых требовал Эдвард. Кто, говоря по совести, сумеет после подобного отказать королю?'

'Что вы предлагаете, матушка? Какой еще источник я могу использовать?'

'Никакого', - согласилась Сесиль. 'Я лишь подумала, вашей политической выгоде лучше послужило бы, освободи вы от денежных сборов Лондон так же, как в прошлом сняли налоги с Йорка. Вы не сумели установить со столичными горожанами отношения, подобные связывающим вас с населением Йорка, к чему добавим, что нет ничего более гарантирующего проверке верности на прочность, нежели претензии на чужой кошелек'.

'Верности...у лондонцев? Скорее почту за честь оказаться в компании воров', - с вызовом ответил Ричард, и в интонации прозвучала такая жесткая ирония, какую мать редко слышала из его уст.

'Проживающие в Лондоне всегда недолюбливали северян, Ричард', - тихо произнесла Сесиль. 'Это предубеждение, как бы ни было оно несправедливо, вам следует во взаимодействии с ними обязательно принимать во внимание. Вы же столь яркой демонстрацией милости к людям из северных областей лишь подтвердили их подозрения. Все, находящиеся в вашем ближнем кругу, происходят либо из Йоркшира, либо из центральных графств. У вас мало тяги к Лондону или к лондонцам, и они это прекрасно понимают. В результате вы пожинаете крайне горький урожай, - толки, намеки и клевету, что никогда не пустили бы корни в Йорке'.

Она потянулась и легко положила пальцы на запястье сына. 'Ричард, на вас лежит груз - уменьшить их заботы, показать им, что вы относитесь к Лондону не менее трепетно, чем к Йорку. Монарх не может удовольствоваться итогом скромнее, мой дорогой. Вы обладаете качествами замечательного короля, намного лучшего, нежели ваш брат, но здесь вас настигла серьезная проблема, - вы позволили подданным слишком ясно увидеть, что ваше сердце открыто северным областям'.

'Быть монархом не значит - в меньшей степени оставаться человеком, матушка. Я не могу изменить свои чувства'.

'Однако вы можете попытаться, сделать ваши привязанности менее для всех явными. Именно об этом я прошу вас, Ричард. Вы подумаете о моих словах?'

'Конечно', - ответил он, но готовность его согласия Сесиль едва воодушевила, ибо мать увидела, что на самом деле ее речь сына не тронула.

Какое-то время она молча смотрела на него, вспоминая, как сильно Ричард восторгался первым созванным им парламентом, как часами рассуждал о необходимости изменений в юридической области, как лично заседал в суде лорда-канцлера и в казначействе в момент разбора дел, иногда даже вызывая судей во Внутреннюю Звездную Палату, дабы задать им вопросы в отношении особенно трудных случаев. Этот период миновал, подумала Сесиль, миновал безвозвратно, - ушло господство редкостной способности нравственного негодования перед лицом несправедливости, готовности внести правления в рамки службы, ответственности, права и удовлетворения поступающих жалоб. Она тут же обнаружила, что смаргивает навертывающиеся слезы, Сесиль, - которая плакала так редко и неохотно. Возможно, решила женщина, позже Ричард опять начнет заботиться о стране как прежде, Скорбь, в конце концов, ослабнет, как в первую оттепель тает снег, и, с Божьей милостью, все само по себе возродится.

Ричард поставил свой наполовину пустой кубок и принялся кашлять. Сесиль слышала подобное на протяжении часов, но, несмотря на это, каждый новый приступ пугал ее словно в первый раз, и мать ловила себя на напряженности и неспособности больше ни на чем сосредоточиться, пока он не пройдет. Бывшая герцогиня не осознала явного проявления выказываемой ею озабоченности до момента, когда Ричард покачал головой и спросил: 'Матушка, неужели и вы?' В его голосе прозвучали нотки мрачного поддразнивания. 'Бедный старый Хоббис совсем из кожи выпрыгивает каждый раз, стоит мне как следует прочистить горло! Могу сказать вам то же, что сказал и ему, - что я чихаю и кашляю на протяжении почти уже двух недель. Презренная простуда, и я соглашусь, что она делает жизнь для меня убогой, но это лишь простуда и ничего более'.

Он улыбнулся, и мгновение спустя, как бы ни была далека от