Тришка на Севере - Михаил Самарский

– Трисон, пойдём, я тебе покажу, где у нас живёт Снежок, – предложил Женька.

И мы направились вслед за мальчишкой. Женька привёл нас в соседнюю комнату, открыл дверь на просторную лоджию и махнул рукой, призывая следовать за ним.

– Папа сделал ему специальную клетку с несколькими выходами, потому что песцы любят жить в лабиринтах, – поведал Женька.

Снежок важно вошёл в клетку, всем своим видом показывая, что он здесь хозяин.

– Трисон, заходи, посмотри, как я живу, – предложил он.

– Вряд ли у меня получится это сделать, – подметил я. – Я слишком большой.

– Хорошо, тогда я тебя сейчас кое-чем угощу. У меня, между прочим, здесь много чего вкусного есть. Мы всегда делаем запасы.

– Зачем? – спросил я. – Ты же с людьми живёшь. Они тебя всегда накормят.

– Это понятно, но, когда я знаю, что у меня что-то припрятано на чёрный день, мне спокойней живётся и лучше спится. А вдруг у них завтра продукты закончатся? Что я буду есть?

– Можно потерпеть. Меня кормят один раз в день, и ничего, не умираю.

– Зачем терпеть и ходить голодным, если можно сделать запас и всегда быть сытым?

Н-да, в логике песцу не откажешь. Он скрылся в своей норке и вернулся через пару минут, держа в зубах кусок морковки.

– Угощайся, – предложил он.

Они издеваются надо мной? Сначала яблоко, теперь морковь. Скажите, может, я похож на кролика?

– Спасибо, приятель, – поблагодарил я. – Только я такое не ем.

– Почему это? – Снежок округлил глаза. – Ты попробуй, очень даже вкусно, тебе понравится.

– Я тебе верю, но… я сыт.

Пришлось соврать, а что делать? Находиться на Чукотке и питаться морковкой считаю полным безрассудством, ведь в каждом доме полно рыбы и красной икры.

Жилище Снежка оказалось комфортабельным, правда, для меня тесноватым. Я лишь постоял в клетке с краю и тут же почувствовал себя слоном в посудной лавке. Естественно, по лабиринтам я не ходил, потому что туда я бы просто не пролез. Я же всё-таки не песец, который весит от силы килограмм десять. Это всё равно что девочке залезть в домик для куклы Барби.

Прощались мы со Снежком, как соплеменники. Вспомнил, как Вудс называл песцов дикими собаками. Тогда я подумал, что они непременно должны быть злыми и агрессивными. Но Снежок оказался милейшим созданием, добрым и общительным.

В тот вечер мы добрались домой поздно. Александр Борисович открыл дверь, а в прихожей нас уже встречала Чита, которая тут же потёрлась о ноги хозяина.

– Читушка, ты кушать хочешь? – спросил он. – Сейчас, котейка, разденусь и покормлю тебя.

Кошка побежала на кухню, призывно мяукая. Андрей Максимович наконец снял с меня шлейку. Как же порой устаёшь таскать её целый день на себе. Я завалился на спину, пузом кверху, и задрал лапы, от удовольствия вывалив кончик языка.

– Пойдём, Андрей, чайку успокоительного выпьем на ночь, – с улыбкой предложил Макаров.

Через несколько минут по кухне поплыл аромат трав, уносящий меня в дремоту. Я завалился на бок у ног подопечного, блаженно прикрыл глаза, вспоминая все произошедшие за последние дни события. Вы заметили, какая познавательная получилась поездка на Чукотку? Прямо чувствую, как стал на порядок умнее, как основательно расширился мой кругозор, с какими замечательными зверьми я познакомился. С белой медведицей и отважными северными соплеменниками, аляскинскими маламутами, псом-нянькой Оскаром и неугомонным Горохом, теперь вот с песцом Снежком. А сколько всего интересного я увидел! Одно северное сияние чего стоит. Люди нарочно отправляются в дальние края, преодолевают тысячи километров, чтобы полюбоваться этим невероятным чудом природы. Не обошлось и без экстрима – в полной мере на собственной шкуре ощутил, что такое пурга. Теперь столичный снегопад будет мне казаться детской забавой. Я даже увидел живого шамана и его представление. Поучаствовал в настоящей гонке на собачьих упряжках. Друзья, если у вас когда-нибудь появиться возможность побывать на Чукотке, не отказывайте себе в удовольствии увидеть своими глазами этот уникальный край. Холодный, суровый, но всё же такой прекрасный. Наконец я понял смысл выражения «если ты полюбишь Север, не разлюбишь никогда».

Приближение Нового года чувствовалось во всём. В витринах магазинов светились яркие разноцветные огни, серебристый дождь, развешанный на окнах, шелестел от малейшего дуновения. На главной площади посёлка появилась чудесная ёлка, украшенная игрушками и гирляндами. Вокруг стало так хорошо, казалось, вот-вот должно про-изойти какое-то волшебство.

В один из вечеров мы с подопечным, как обычно, отправились на прогулку. Стояла замечательная безветренная погода, солнце погрузилось в сон, уступив своё место яркой звёздной ночи.

– Веди, Трисон, меня в магазин. Что-то сладенького хочется, сил нет, – произнёс подопечный.

Мне-то что, куда скажешь, туда и пойдём. Ты только командуй!

Вы знаете, я раньше думал, что сладости любят только дети, а когда поселился в семье Елисеевых, понял, что взрослые от них ничем не отличаются. Мой подопечный очень любил конфеты «Коровка» в голубой обёртке. Однажды, увидев, сколько сладостей продаётся в супермаркете, я обомлел, у меня прямо глаза разбежались. Даже среди собачьего корма нет такого разнообразия. Я быстро запомнил упаковку и, когда мы приходили в магазин, сразу подводил его к тому месту, где и лежали конфеты. Нельзя сказать, что Андрей Максимович поедал их одну за другой, как заправский сладкоежка. Нет! За целый день он мог достать себе две – три штуки к чаю. Неожиданно вспомнил, как Максимыч рассказывал мне о своей юности:

– Понимаешь, Трисон, не доел я в детстве сладкого. Я рос в большой семье, детей было много, жили мы бедно. Родители не могли себе позволить часто покупать нам конфеты. Помню, как я всегда ждал Новый год. Накануне праздника в школе нам дарили подарки. Когда я получал коробочку, то первым делом съедал шоколадные конфеты, а карамельки оставлял на потом. А как я обожал мандарины! Мне их всегда было мало! Поэтому те, что лежали в подарке, я проглатывал сразу. Я даже не верил, что мандаринами можно наесться досыта – так, чтобы больше не хотелось. А сейчас, когда появилась возможность покупать их сколько душа пожелает, почему-то много не хочется. Съешь две штучки – и всё, наелся. Помню, как завидовал соседскому мальчишке, Виталику. Он жил в квартире напротив с родителями и бабушкой, которая опекала его, как курица-наседка. Да она буквально заглядывала ему в рот и исполняла все прихоти. Виталик рос очень избалованным, эгоистичным ребёнком. Иными словами, чересчур заласканным родительской любовью и вниманием. Со взрослыми Виталик разговаривал по-хамски, мог запросто нагрубить и оскорбить. Его мама в то время была в городе известным врачом, а папа – каким-то крупным начальником. Однажды я случайно попал к ним в гости и обалдел, когда увидел на столе полную вазу шоколадных конфет. Но больше всего меня поразило, что мальчик на них совсем не обращал внимания. А когда я у него спросил, почему он их не ест, он ответил: «Они мне уже поперёк горла стоят». Ты знаешь, Трисон, я тогда ему не поверил. Подумал, может, он просто передо мной выпендривается. Но потом, когда снова оказался у них в гостях, понял, что парень говорил правду. Конфеты по-прежнему лежали в вазе. У Виталика было всё, в отличие от других детей во дворе: хорошая еда, модная одежда, деньги, развлечения. Казалось бы, живи и радуйся. Но Виталик почему-то ни к чему не стремился, его ничего не интересовало. Он с трудом окончил школу, дальше учиться не захотел, несмотря на то, что у него для этого были все возможности. Так и слонялся парень без дела, продолжая жить за счёт родителей. Потом умерла бабушка, а вскоре и отца с матерью не стало. Содержать его было некому, а сам он оказался ни на что не способен. Не знаю, что с ним и где он теперь, но последний раз, когда я был в родном городе, соседи рассказывали, вроде как он связался с нехорошей компанией и в конечном счёте попал в тюрьму. Трисон, ты как думаешь, кто виноват в этом? – обратился ко мне Максимыч. – Я считаю, что родители своей чрезмерной заботой и любовью не дали ему приспособиться к жизни. Он привык во всем полагаться на них, а зачем напрягать мозги, если есть мама и папа? Понимаешь, собака, безделье развращает сознание и ведёт к деградации личности. Человек, как аляскинский маламут, должен постоянно трудиться. Стоит только сесть на диван, и всё – считай, пропал.