Сделка с дьяволом - Жюльетта Бенцони

– Я бы такой стиль не выбрала, – сказала Фелисия, чьи вкусы привлекали строгие линии ампира, – но вряд ли нам удастся найти что-то лучшее. На войне как на войне! Мы не собираемся оставаться здесь навсегда.

Контракт о найме на шесть месяцев был подписан спустя час, и на следующий день Фелисия и Гортензия поселились в их новом жилище. Кроме четы немецких слуг, Паскини прислал им повара-итальянца, а Мария Липона – горничную-чешку, неловкую и неразговорчивую, не знавшую, кроме нескольких слов по-немецки, больше ни одного языка, известного подругам. Итак, можно было начинать штурм венского общества.

Графиня Липона прекрасно ориентировалась в свете. Она дала подругам несколько советов, позволивших им успешно начать дело, назвала дома, где советовала оставить визитные карточки, познакомила их с членами двора, с лучшими танцорами; и так как предполагалось, что обе страстно увлечены музыкой, ввела их в некоторые салоны, где давали концерты. Так, однажды подругам довелось услышать игру двух музыкантов, которые были им неизвестны: Людвига ван Бетховена и Франца Шуберта; и сразу же стали почитательницами их таланта. Фелисия и Гортензия были красивы, элегантны и прекрасно воспитаны и вскоре стали частью общества, куда они так стремились.

Но они бывали не только в обществе. Дня через два-три Фелисия и Гортензия навестили мадемуазель Пальмиру, молодую французскую модистку, преданную, по словам Дюшана, делу императора.

Ее ателье «Парижские дамы» располагалось совсем рядом с фехтовальным залом Дюшана и было в двух шагах от Хофбурга. Оно пользовалось большим успехом. Действительно, там можно было найти удивительные вещи, и никто не делал шляпки лучше, чем мастерицы мадемуазель Пальмиры. В глубине ее магазина среди темного дерева отделки цвели атласы, муслины, кружева, муары, фай различных оттенков. Воротнички, перчатки, платки, перья, цветы из шелка или бархата удовлетворяли вкусу самой изысканной кокетки. Сама императрица и ее придворные дамы прибегали к услугам этой очаровательной парижанки, чьи пальчики обладали волшебным даром преображать самых блеклых и обиженных природой женщин.

Мадемуазель Пальмира была молоденькой блондинкой с голубыми глазами. Курносый носик украшал лицо с очаровательными ямочками, созданное только для улыбок. Она приняла новых клиенток, присланных к ней Дюшаном, выражая почтение знатным дамам с любезностью, как бы говорящей, что перед ними подруга. И подруга, готовая на все.

– Мы в вашем полном распоряжении, мой дом и я, – сказала модистка. – И сделаем все возможное и невозможное, чтобы доставить вам удовольствие.

– Мы в этом не сомневаемся, – сказала Фелисия, смеясь. – Мы поблагодарим любезного господина Грюнфельда за то, что он послал нас к вам. Он прав, когда говорит, что у вас самый приятный магазин. А вы самая прелестная модистка…

Пальмира густо покраснела и, чтобы скрыть смущение, подхватила охапку муслина.

– Он так сказал? – сбросила она столь взволнованно, что посетительницы сразу поняли: прекрасная Пальмира, конечно же, была очень предана делу императора, но еще больше некоему полковнику Дюшану, то есть господину Грюнфельду. Пожалуй, не было бы ошибкой сказать, что модистка была влюблена в него…

Чтобы скрепить их отношения, Фелисия купила две пары вышитых перчаток, а Гортензия – белый кружевной зонтик.

– Видно, Дюшан отличился, малютка от него без ума, – сказала Фелисия, садясь в карету.

– И он ее высоко ценит. Пусть им будет хорошо вместе. Мне это доставит удовольствие, – ответила Гортензия.

– Согласна, но я этому не верю. Он влюблен в вас, моя дорогая. А с ней наш воин просто немного отдыхает…

Двух подруг можно было встретить и в Пратере, излюбленном месте прогулок венцев. Они отправлялись туда каждый день либо в своей коляске, либо в коляске графини Марии, либо верхом, надеясь однажды встретить герцога Рейхштадтского. К их большому разочарованию и вопреки тому, что они слышали о привычках герцога, он так ни разу и не появился.

Дюшан объяснил, что происходит, когда Фелисия, по обыкновению, пришла к нему рано утром, чтобы заняться фехтованием.

– Герцог болен, – сказал полковник, знавший все новости двора благодаря тем, кто посещал его фехтовальный зал. – Он простудился в последний день января, когда возвращался после целого дня катанья верхом из Геленталя. Ему запретили выходить.

– Вот повезло! – проворчала Фелисия. – Мы уже три недели, как дуры, скучаем на разных вечерах, но не продвинулись ни на шаг.

Дюшан пожал плечами и стал сгибать и разгибать клинок шпаги, которую ему только что дали.

– Что такое три недели? Я не сдвинулся с места за те шесть месяцев, что я здесь. Потерпите! Мне же кажется, что вы движетесь вперед семимильными шагами. Мужчины, приходя сюда, сразу начинают говорить о двух прелестных иностранках, поселившихся во дворце Пальм, восхваляя их очарование, горделивую красоту одной и грациозность и прекрасные белокурые волосы второй…

Шпага в его руках со свистом рассекла воздух, и Фелисия засмеялась.

– Не сочтите меня тщеславной, но на некоторый успех мы могли рассчитывать. Не надо ревновать, друг мой. У нас есть другие дела, кроме как поддаться очарованию первого встречного.

– Я не ревную, – запротестовал Дюшан. И с горечью добавил: – Да и нет у меня такого права.

– И не думаю, что оно у вас когда-нибудь будет, – тихо сказала Фелисия. – Гортензия любит другого, и мне кажется, что это серьезно. Вам не следует бояться, что она упадет в объятия одного из наших поклонников.

Вошедший мужчина заставил их прекратить разговор. Дюшан тут же преобразился. В фехтовальном зале был мэтр Грюнфельд, произнесший с эльзасским акцентом:

– Господин маршал! Какая приятная неожиданность! Я не ждал вас сегодня утром…

Маршал был уже не молод, ему было около шестидесяти, но это все еще был великолепный мужчина: высокий, худощавый, с прекрасными тонкими чертами лица. Нос у него был прямой, рот хорошо очерчен, большие карие глаза прятались под густыми черными бровями, черные волосы лишь на висках слегка тронула седина. Он бросил на Фелисию взгляд, выдавший в нем любителя женщин.

– Я вам не помешал? – спросил он глубоким голосом, придававшим ему дополнительное очарование.

– Это час моего урока, но если этому господину нужно сказать вам что-то важное, я могу подождать… минуту. Конечно, если мне его представят, – заявила Фелисия.

– Я как раз хотел попросить об этом Грюнфельда, – сказал маршал с чуть насмешливой улыбкой.

Лжеэльзасец поспешил выполнить это обоюдное желание:

– Позвольте, ваша светлость, представить вам его светлость герцога де Раг…

– Мне больше нравится, когда меня представляют как маршала Мармона! – резко оборвал тот. – Мне не очень нравится мой герцогский титул.

– Вам не нравится имя или титул? – невинным тоном спросила Фелисия. – Может быть, с тех пор, как французы образовали от вашего имени глагол?[5]