Роман с Грецией - Мэри Норрис

Если и был недостаток в путешествиях в одиночку, то только один: мне не с кем было есть в ресторанах. Женщина без спутника должна быть очень самостоятельной, чтобы заказать хороший столик в ресторане. А плюс был в том, что, если мне не хотелось, я могла никуда не ходить вечером, а поужинать йогуртом и апельсинами. Я могла вести себя эгоистично, мне не нужно было думать, как мои решения скажутся на ком-то еще. Я могла удовлетворить свою страсть к отклонениям в маршруте. Я могла замедлиться, если хотела. Я отвечала согласием на любое предложение, исходившее от мужчины, как было в случае с Андреасом и Григориосом: забыть о Купальне Афродиты и порыбачить в море вместо того, чтобы купаться в нем. Не было причин, по которым я позволила бы кому-то не дать мне сделать так, как я хочу. Путешествие в одиночку было единственным известным мне способом ездить куда хочется, да так, что никто не пытался отговорить меня. Я не была ничьим рабом. Вся жизнь крутилась вокруг моего следующего ночлега, моего следующего корабля, моего следующего города или моего следующего пляжа. Следующий! Прекрасное слово. Иногда для пущего удовольствия я представляла себе, как идут дела в офисе в мое отсутствие, кто там сейчас вычитывает бесконечные колонки, набранные мелким шрифтом (и это была не я). Я злорадствовала.

Время от времени совершенно спонтанно мне на ум приходило какое-нибудь замечательное словечко. Порой оно идеально подходило к ситуации. Так случилось, когда мы с Андреасом были в гараже. Я сказала ему, что я ανυπομονη. Нетерпеливая.

Когда фары наконец починили, я заплатила Григориосу (прокатный сервис мне потом возместил эти расходы), и мы втроем выпили наш последний кофе вместе. Я подарила каждому из ребят целомудренный поцелуй и направилась на север.

Вскоре я поняла, что выехала из Пафоса не заправившись. Я, конечно, понимала, что еду не по I-80 в Пенсильвании, но все равно надеялась разглядеть вдали высокие указатели бензоколонки «Мобил». Я остановилась в деревушке на вершине холма и прибегла к своему знанию греческого, чтобы спросить прохожего, где можно купить бензин (я заранее отрепетировала эту фразу). Он сел в машину и показал мне дорогу в kafeneion, кофейню. Оттуда вышли владельцы, чтобы рассказать, куда ехать. В итоге они окружили меня дружной толпой и проводили пешком до гаража, пока я ехала медленно, как на параде. Бензин хранился не в подземных резервуарах с насосом, а в канистрах двух видов: маленьких и больших. Я выбрала большую канистру, владелец наполнил мой бензобак, я заплатила лирами, и жители деревни, которые до моего приезда спокойно пили кофе, помахали мне на прощание.

До сих пор единственными приметами войны, которые я видела, были лагерь беженцев под Лимасолом и множество бетонных новостроек для беженцев из турецкого сектора. Вдоль дороги в противоположном направлении шел старик с рукой на перевязи, он путешествовал автостопом. Я развернулась, чтобы подвезти его. Я чувствовала себя настолько богатой здесь, на Кипре, в своем маленьком желтом фиате с заправленным бензобаком, что не могла отказать старику, который надеялся на попутку. Как только он сел в машину, тут же снял свою повязку: с рукой все было в порядке. Добравшись до деревни, старик решил купить мне колы (мне все равно хотелось там задержаться на какое-то время). Kafeneion находилась рядом с мастерской медных дел мастера. Кипр с древних времен известен своими рудниками. Медник, окруженный членами своей семьи, пытался продать мне какую-то круглую штуковину с крышкой. «Что это?» – спросила я, но так и не разобрала, что он ответил по-гречески, поэтому мне перевели: «Сувенир». Это вызвало всеобщий смех. Я хотела купить что-нибудь на память, но если уж и тащить что-то через все Средиземное море, то это должна быть какая-то практичная вещь. Идиллия международной торговли была прервана появлением киприота-американца на большой роскошной машине. Он велел всем замолчать и потребовал (по-английски), чтобы я сообщила, сколько заплатила за аренду фиата. На мой ответ он заявил, что меня обманули. Я снова повернулась к медной посуде и выбрала простой неглубокий ковшик с длинной ручкой, края которой заворачивались внутрь. Он до сих пор висит у меня на кухне, покрываясь патиной.

Я вернулась на шоссе и, снедаемая желанием все же увидеть Купальню Афродиты, поехала, следуя карте, сначала в Полис («Город»), а потом на запад – дорога шла вдоль залива. Купальня должна была быть в десяти километрах отсюда, но у меня не было одометра, поэтому я могла легко ошибиться. Вдоль дороги стали появляться указатели с весьма неоднозначными надписями, например «Выход к пляжу Афродиты». Может, это и было то, что мне нужно, но с греками никогда не знаешь наверняка: «Купальней Афродиты» мог называться ресторан, который вывесил табличку и теперь заманивал туристов в километрах от легендарной купальни, подсовывая им коммерческого тезку. Я не знала точно, что именно я искала. Мне нужно было некое живописное место, о котором никогда не слышал мой друг Андреас. Был ли это питаемый водопадом внутренний водоем, окруженный папоротниками и мхом? Или это была бухта у побережья? Интересно, а что бы предпочла сама Афродита? Она была женой Гефеста, хромого бога-кузнеца. В «Одиссее» Гомер рассказывает историю: Гефесту сообщили, что у его жены роман с Аресом, и обманутый муж создал специальную сеть, которая внезапно опутала влюбленных в постели, унизив их перед остальными богами. Спустя какое-то время, как сообщает Роберт Грейвс в своем сборнике греческих мифов, Афродита отправилась в Пафос, чтобы «вернуть себе девственность». А еще у богини был волшебный пояс, который заставлял всех в нее влюбляться. (Пояс – довольно уродливое слово, этот предмет одежды должен казаться более кокетливым, как ремешок или подвязка.)

Я больше не могла противиться настойчивым приглашениям на пляж Афродиты и свернула возле одного из указателей. На самом деле он вел к ресторану. Народу там было очень мало, владелец был занят парой за одним из столиков. Я купила две бутылки пива и тихонько ускользнула в сторону пляжа. Недалеко от ресторана, напротив бухты, виднелись скалы, и я направилась в ту сторону. Пляж был усыпан мелкими, острыми камешками. Я прошла мимо одной парочки и больше никого не встретила, пока не оказалась возле скалистой бухты. Сидящая там пара, завидев меня, тут же поспешила уйти – мой невидимый щит горгоны Медузы в действии. Я выбрала местечко среди камней и чертополоха на склоне холма, бросила одеяло и полотенце, разделась и в одном купальнике осторожно пошла в сторону воды.

Самое известное полотно, на котором изображена богиня любви, – это «Рождение Венеры» Боттичелли. Обнаженная богиня стоит на половинке раковины, которую прибил к берегу Зефир; ее руки и развевающиеся волосы прикрывают самые пикантные места. Хохотушка Афродита была настоящей серфершей, не чета мне. Я поплыла к скалам, которые оказались дальше, чем я думала. Вокруг не было и намека на папоротники, описанные в путеводителе. Да вообще-то в путеводителе этого места не было вовсе. О пляже я узнала от местных жителей, как и еще одну легенду: если проплыть между скал, станешь настоящей красавицей. Я не на шутку разволновалась, мне нужно было успокоиться. Ведь, в конце концов, я же не в гонке участвовала, это было скорее чувственное упражнение. Так к чему спешка? Я привыкла делать все быстро, но тут вдруг поняла, что если буду паниковать и дергаться, то выбьюсь из сил раньше времени. Вода была теплой, течение несильным. На меня никто не смотрел. Я перебрала все техники плавания: по-собачьи, брассом, на боку – сначала на одном, потом на другом, на спине, сначала отталкиваясь по-лягушачьи и делая гребки руками под водой, а потом активно работая ногами и делая дуговые гребки над головой. Я меняла стили, попутно наслаждаясь видом со всех сторон. Технику, которую я придумала, я назвала панорамной. Подобные заплывы должны стать частью олимпийской программы, а золотой медалью надо награждать самых медленных, чувственных пловцов.