Формула алхимика - Игорь Лебедев

— Так-то и ушел? — насмешливо отозвался фон Штайндлер. — Чего это вдруг заторопился?

Григорий помолчал, обдумывая, как получше объяснить.

— Почуял я… — начал он. — Галя собиралась с этим индусом атанду метать,[62] я не хотел. Решил выйти из дела от греха.

— Почему?

— Опасный он человек.

— Ты ж говорил, что не видел его, — хмыкнул Африканов.

— Он приходил навроде гостя, сидел на сеансе. Опоздал, правда… А потом они с Галей шептались. Я догадался.

— Что ж в нем опасного было?

— Лейгер[63] он. Взгляд лейгера, — пояснил Григорий; было видно, что воспоминания вызвали в нем приступ страха, он еле сдерживал дрожь. — Такому не перечь. Не послушалась Галя…

— А что случилось с Бугровым? — спросил Ардов.

— Который это?

Илья Алексеевич выложил фотокарточку, полученную в канцелярии обер-полицмейстера.

— Этот лишку перебрал, пьяный был. Почитай, сразу заснул. Я его за ширмы утащил, уложил там.

— А студента кто полоснул? — со своей стороны насел Африканов.

— А профессора Горского? — не удержался и Спасский, который все это время сдерживался из последних сил.

— Э нет, господа фараоны, — поднял руки Капай. — Вы бросайте всех своих жмуров на меня вешать. Я по мокрому не хожу, о чем там у Дудки был уговор с вашим индусом — знать не знаю, не ведаю; мое дело — «дулька у гульки»: почту собрать, колокольцы тряхнуть, стол крутануть. За это пусть судья судит. А чужой грех на душу не возьму.

После вокзала околоточный надзиратель Свинцов отправился на поиски каретного извозчика Кузьмы Ярина, на которого в прошлый четверг приходила жаловаться в участок мадам Полыванова. Фамилию хозяина экипажа письмоводитель Спасский выяснил в городской управе, где хранились списки выданных номеров, а адрес из толстой пыльной книги извлек Облаухов.

Дверь в каретный сарай в Толмазовом переулке была приоткрыта, изнутри доносился шум ремонтной работы.

— Извозчик Ярин, номер 256? — строгим голосом обнаружил себя Свинцов, войдя в полутемное помещение.

Из-под днища фаэтона со снятыми передними колесами показалось перепачканное колесной мазью напряженное лицо.

Оглядывая хозяйским взором сваленный по углам хлам, Свинцов вразвалочку подошел к голому по пояс человеку, который медленно выбрался из-под коляски.

— Я буду… — пробурчал извозчик и бросил взгляд на ворота, желая, видимо, понять, есть ли кто-то еще на улице.

— Что ж ты, Ярин, правила нарушаешь? — начал воспитательную работу Иван Данилович, пустившись степенным шагом вокруг транспортного средства.

— Какие еще? — хрипло отозвался Ярин. — Катаю исправно.

— Интервал не соблюдаешь… обгоняешь, где не положено, — начал околоточный надзиратель привычный набор нарушений, без труда применимый к любому извозчику.

Дело это было самое привычное и обыкновенно сходило любому «ваньке»[64] с рук. Правда, если особый какой лихач сближался до двух, к примеру, саженей при следовании «гусем» — вот здесь городовой мог уже и в свисток. Но в этот момент извозчик, как правило, кричал «Берегись!» и одновременно бросал под ноги блюстителю благочиния двугривенный, а тот незаметно становился на него сапогом.

— …пассажирам грубишь, чаевые вымогаешь… — докончил перечисление преступлений Свинцов, подойдя к нарушителю со спины.

Извозчик повернулся и ухмыльнулся с явным облегчением.

— Виноват, ваше благородие, больше не повторится. Вот — извольте принять за хлопоты.

Ярин вытащил их кармана серебряный рубль и протянул околоточному.

Иван Данилович был настроен весьма благодушно и склонялся к тому, чтобы, пожалуй, принять штраф. Но и воспитательную работу бросать сразу не следовало.

— Нарушать, Ярин, никак нельзя, — погрозил пальцем околоточный надзиратель. — Вот у меня вчера на Большой Подъяческой — извозчик Харитонов: кричали ему, руками махали — все без толку: попер через арку и даже скорость не сбросил! И что? Три человека — всмятку. Вот так.

С этими словами Свинцов от нечего делать подцепил крышку крашенного в синий цвет плоского ящика, стоявшего на полу между сиденьями фаэтона. Вместо инструментов, которые было бы естественно там обнаружить, под крышкой оказались… золотые слитки!

От неожиданности Иван Данилович замер и потерял дар речи. В следующее мгновение он получил большой силы удар в область левого глаза, но сумел схватить извозчика за руку повыше локтя, сделал пол-оборота направо, пропуская плечо под левую руку противника и тотчас же обхватывая ее своей рукой, после чего опустился на колени и кувырком уложил противника на лопатки. «Неплохой тур-де-бра», — подумал Иван Данилович, но Ярин умудрился выскользнуть из-под могучего тела и под днищем повозки перебрался на другую сторону. Вскочив на ноги, Иван Данилович тут же получил по лбу какой-то жестянкой, успел отбить деревянную чушку и отмахнулся от каретного фонаря — все это без остановки метал в него Ярин. Околоточный надзиратель ухватился за край фаэтона и, поднатужившись, с рыком опрокинул повозку на извозчика. Сарай заволокло пылью. Иван Данилович сместился ближе к выходу и не ошибся — из клубов порохни преступник выскочил прямо на него. Быстро повернувшись вполоборота, Свинцов в одно мгновение охватил затылок извозчика обеими руками, присел и, наклонив корпус вперед, перебросил негодяя через себя. Удар спиной о землю был такой силы, что Ярин, кажется, обеспамятел.

— Тур-де-тет, — удовлетворенно выдохнул Иван Данилович и потер ссадину на лбу. В этот момент он воображал себя стоящим в лучах прожекторов на арене цирка Чинизелли борцом Пытлясинским,[65] в суровой схватке победившим Абса Первого и теперь ожидавшим выноса золотой перевязи через плечо.

Петр Павлович возился у себя в прозекторской со слитком, найденным в комнате Глебовой: капал на него из пипеток различными реактивами и рассматривал реакцию в микроскоп.

— Не сходится! — объявил Илья Алексеевич и сел на стул рядом с умывальником на стене.

— Что не сходится? — не отрываясь от окуляра, отозвался криминалист.

— Не мог этот Капай убить ни Крючина, ни тем более Горского. Слишком уж он простоват, как мне кажется… А здесь первоклассный пасьянс разложен.