Б-11 - Олег Юрьевич Рой

неправильный. Может быть, Макарыч прав, и это действительно язык эламитов.

– Это не я говорил, – выдохнул Макарыч – Феликс как раз вытащил из его плеча шип и с омерзеньем отшвырнул его к трупу. – Это Славик утверждал.

– Ну вы себя послушайте! – возмутился Феликс. – Какие шумеры? Мы за полярным кругом! Отсюда до Ирана – как до неба раком, откуда здесь взяться шумерам?

– Оно сказало: «это не твое, это мое», – словно загипнотизированная, ответила Ира. – Оно хотело забрать мою жестянку! Я сказа ему, что это мое, а не его!

– Так-так, – заметил Макарыч, доставая из кармана свою табачную отраву. – С этого места поподробнее. Что еще за жестянка?

– Вот эта? – Феликс поднял с полу злосчастную коробку. – Фу, она вся в слизи… надеюсь, слизь не ядовитая… а что в ней?

Ира тяжко вздохнула и беспомощно посмотрела на Дашу.

– Необработанные алмазы, – ответила та. – Мы нашли коробку, когда разбирали хлам в погребе.

– И существо пришло за ней, – кивнул Макарыч. – Ну, что же, все проясняется. Humani nihil a me alienum puto, м-мать его…

– Что? – не понял Феликс.

– Ничто человеческое мне не чуждо, – перевел Миша. – Это Вы к чему, Макарыч?

– Рука немеет, – ответил тот невпопад. – Я к тому, что Славик, хоть и был не от мира сего, на деньги у него аллергии не было. Думаю, его установка нашла клад, и он вытащил его на поверхность, думая потом нагреть руки на этих камушках. Вот только он не знал, что у клада есть хранитель…

Выпустив струю дыма, Макарыч подошел к трупу чудовища и смачно пнул его носком по голове. И едва не поплатился – изуродованная пасть с торчащими в разную сторону острыми рыбьими зубами захлопнулась, и Макарыч едва успел отдернуть ногу. Теперь тварь лежала распластанной, лицом кверху. Выражение лица было умиротворенно-безмятежным, оно совершенно не вязалось с видом всего остального.

– Ишь ты, кусается, – Макарыч еще раз пыхнул дымом, а потом повторил: – он не знал, что у клада есть хранитель. Вопрос в том, один ли он, или тут таких несколько?

* * *

– Таня! – обрадовалась Женя. – Ты жива! Слава Богу!

– Танюха, что это за похабщина? – спросил Волосатый, поддев носком ботинка кисть твари. – И что значит «Игорь пропал»? Куда?

– Понятия не имею, – сказала Таня. – Кирюха, у тебя курево есть?

– Ты куришь? – удивилась Женя.

– Я бы сейчас и выпила, – заметила Таня. – Господи, хоть бы это был просто кошмарный сон!

Женя молча протянула Тане плоскую фляжку, пахнущую коньяком; Волосатый прикурил сигарету и протянул ее девушке. Таня подошла ближе, теперь ее можно было рассмотреть лучше. Женя прикрыла рот ладошкой: вид у Тани был, что называется, краше в гроб кладут. Мертвецки-бледное лицо оттенял огромный синяк, тянувшийся от виска к подбородку; на другом виске волосы спеклись от крови и висели, как струпья. Куртка из прочного гортекса была разорвана в нескольких местах и покрыта грязью и засыхающей слизью.

Взяв предложенную Женей фляжку, Таня сделала глубокий глоток, «закусив» его не менее глубокой затяжкой; болезненно закашлялась, машинально схватившись за бок, но потом выпрямилась, вернула Жене фляжку и затянулась еще раз.

– Мы пытались наладить связь, – сказала она. – Ничего не вышло. Мы решили возвращаться на базу, и тут они напали.

– Кто «они»? – спросил Македонский.

– Вот эти, – Таня пнула мерзкий, рахитично раздутый живот твари, – как я понимаю, это детеныш. Там была еще их мамочка – такое же чудовище, только крупнее и более живучее. Самое странное, что у нее было лицо совсем юной девочки. Детки ее на рожу постарше будут… а может, они ей и не детки вовсе, хрен его знает.

– В смысле, «более живучее»? – уточнил Македонский. Таня криво усмехнулась:

– Этих можно убить. Как правило, трех пуль из калаша им хватает для успокоения. А по той я рожок выпустила, а ей что слону дробина. У нее внутри такая штука, кость – не кость, а словно броня. В общем, я плюнула и всадила ей в глотку вожинку[5], чтоб жизнь малиной не казалась…

– Нихрена себе, – пробормотал Волосатый. – Ты ж могла вместе с ним… с ней…

– Знаешь, мне тогда как-то пофигу было, – ответила Таня. – Главное было эту тварь грохнуть, а если и я с ней… ну что ж, бывает. Но, как видишь, пронесло, правда, эта мерзопакость меня вырубила ударом хвоста, но взрыв гранаты его костяк сдержал внутри.

– Прямо танк какой-то, – сказал Генка, почесав подбородок стволом своего слонобоя.

– Не говори, – Таня обожгла пальцы окурком, сигареты, которую она скурила буквально в три тяги. Волосатый кивнул, и достал еще одну; на сей раз Таня подкурила сама. – Не знаю, то ли мы всех перебили, то ли со смертью самки они все бросились наутек, но, когда я пришла в себя, ни одной живой твари рядом не было. Но Игорь тоже пропал.

– Его надо найти, – сказал Макс, внимательно слушавший Таню, не перебивая. – Слава Богу, здесь у нас не парк Горького: прочешем все за полчаса. Обходим кругом, по часовой стрелке. Может, Игорь ранен и без сознания, просто отполз куда-нибудь.

– Разумно, – кивнул Македонский.

– Я должна осмотреть Таню, – заметила Женя. – Она же ранена!

– Перебьюсь, – ответила раненая. Ее поддержал Макс:

– Разделяться нельзя ни в коем случае. Таня, у тебя кровотечения нет?

– Да, вроде, нет, – ответила та.

– А переломов? – спросил Макс. – Где-то есть резкая боль?

– Поясница болит, – ответила Таня, – но не резко, а так… печет и ноет. Чепуха, короче. Идем искать Игоря. Игорь важнее.

* * *

– Да уж, – сказал Феликс. – Вопрос, конечно, интересный. Жаль, что у нас нет огнемета…

– На кой он тебе? – спросил Мишка.

– Сжечь эту тварь, – пояснил Феликс. – А вдруг, оно оживет?

– Ужастиков насмотрелся? – съязвил Мишка.

– Нет, блин, у меня тут в жизни пурга похлеще любого ужастика! – взорвался Феликс. – Или ты считаешь, что это нормально, когда на тебя нападает тварь… вроде этой? Да оно вообще существовать не может, с точки зрения анатомии! Что это за х…

– Мантикора, – тихо сказала Ира. Все обернулись к ней. – Это мантикора. Все сходится – и лицо, как у человека, и скорпионий хвост, плюющийся, иглами… правда, Гален говорил, что яд мантикоры убивает мгновенно…

– Это он не имел дело с русскими, – заметил Макарыч, попыхивая очередной папиросой. Сизый табачный дым подымался к потолку и клубился там в переплетении труб и кабелей.

– И то, – согласился Феликс, – та отрава, которую курит наш Макарыч, похлеще какого-нибудь «Новичка».

– Но чувствую я себя хреново, – заметил Макарыч. – Короче, так – если я коней двину, помните: надо беречься их игл. Где-то я читал