Необыкновенные похождения Аркадия из России. Том 4 - Аркадий Глазырин-Уральский

даже очень хорошо, ведь заболевания почек на ранних стадиях уже лечатся. Если, конечно же, изменить образ жизни, избавиться от пагубных привычек, постепенно губящих те самые почки, регулярно проходить обследования, пить Боржоми, есть побольше овощей, бывать на свежем воздухе, чистить кровь, восстанавливать здоровье, почки, и так далее.

Но поскольку такой вопрос вообще возник…

Тут первая личность с опаской спросит у второй, знает ли она будущее? Ну хотя бы лет на 100 вперёд. “Допустим, что проблем с почками у меня не будет. Что тогда? Мне на Бронной на голову упадёт кирпич, да?”.

— Нет, — с улыбкой в голосе ответит ему вторая личность, и добавит, похлопав в ладоши с сильным эхом: — Кирпич никогда и ни на кого просто так не падает. Да Вы это и сами прекрасно знаете… Так что кирпич на Бронной Вам точно не грозит. (МХАТ-овская пауза) Вы умрёте другой смертью.

— А можно узнать какой именно? Имеется ввиду, если перешагнуть через проблему с почками, устранив этот момент.

— Отчего же нельзя? Можно! Так, 22. Это уже перебор, туз бубен, Лермонтов 100 лет как покойник, чёрная Луна, белые крылья, кресты долой, тусклые звёзды, камень рубин… Хм. А знаете, Вас ночью 24 июля 41 года погубит немец.

— Тот самый??! Ах нет же, нет… Начнётся война?

— Да. Налёт на Москву. Авиабомба. Точно в цель. Бац и всё. Сразу и без мучений. Прямо в театре Вахтангова. Ведь Вы мечтали умереть на сцене? Таки вот. Вы обретёте покой вместе с князем. Вас обоих придавит одной общей плитой стены.

— Это хорошо, что без мучений. И на год позже. Ведь смерть от болезни почек мучительна и …постыдна. А так год, целый год, даже не год, а раз, два, три, июль… 16 месяцев! Это же целая жизнь! Можно ещё столько всего успеть! Погодите, пожалуйста, не уходите, поговорите со мной ещё. Я Вас именно таким и представлял. Вы мне нравитесь.

— Ух ты! Не часто я слышу подобное. Вы уже догадались с кем имеете дело?

— Да! Но Вас же не существует…

— Оооо… Опять. Ну Вы-то хоть поверьте, что я есть!

— Я сейчас проснусь? Да? Погодите, пожалуйста! А можно отменить войну?

— Нет, войну отменить нельзя. Но можно сделать так, что она Вас не погубит.

— Уехать из страны? Я напишу письмо правительству! Я попрошу товарища Сталина!

— Бестолку. Не отпустят. Ему, кстати, Ваши работы нравятся. Он Вас даже защищает. Хотите, он завтра позвонит Вам?

— Вы коварны! Обманываете меня, сообщая мне то, что я и хочу услышать… Вы заглядываете в мои мечты, фантазии… Так нечестно! Что же можно предпринять помимо эмиграции?

— Ну, например, можно покинуть Москву, заранее. И уехать подальше, за Волгу. Чтобы не попасть под бомбёжку. Но тогда Вас призовут. И Вы погибнете на фронте.

— Немцы дойдут до Волги??! Не может этого быть!!! Правда? А что если сесть в тюрьму? Ну например, взять и специально украсть лыжи. И сознаться.

— Хм. Однако! Впрочем, тоже вариант. Правда, в лагерях можно умереть уже от голода. Но давайте попробуем. Постарайтесь вылечить почки, и весной 41-го сделать что-нибудь такое, чтобы сесть ну хотя бы лет на пять.

— Война будет настолько серьёзной??? Целых 5 лет????!!!

— Да. Итого: вылечить почки, это первоочередное, и спрятаться от войны. Ровно через 10 лет я Вас навещу… Напомню. Впрочем, Вы теперь уже вряд ли забудете.

В итоге Михаил Афанасьевич регулярно проходит медобследования, отдыхает в санаториях, приводит в порядок почки, в этом ему помогает даже личный врач Сталина, и 10 марта 1941 года появляется на Лубянке с чемоданчиком, и там сознаётся, что он “спящий” немецкий шпион, завербованный через Telegram телефон, и это его ужасно огорчает.

Ведь скоро война… С немцами… Потускнеют звёзды… Погибнет князь… Кресты уберут… Бомба ночью 24 июля 41-го попадёт в театр Вахтангова… А он никого даже не предупредил…

После этого Булгаков оказывается в бронированной камере с такими же как он “немцами”, затем перемещается в специальный “немецкий” лагерь, где в совершенстве осваивает немецкий, и в итоге становится Губернатором Свердловской области; после чего попадает в Совет Федерации.

И хотя подобные повороты в жизни Булгакова покажутся вам невероятными, невозможными в реальной жизни, но я всё же их допущу. Можно стать Губернатором Свердловской области после скитания по лагерям, будучи немцем и сыном “врага народа”. Можно. Я лично встретил такого человека. Он пришёл к моей палатке на «Знаменке» и сыграл на баяне «Мурку». То есть это не литературная выдумка, а реальный человек, который смог.

А если смог он, то и Булгаков, в принципе, тоже может смочь. Тем более, что в лагере его всё равно сделают врачом, а значит будет дополнительный шанс выжить.

Теперь посмотрим на ситуацию сверху, издалека.

С точки зрения Михаила Афанасьевича он жил всего 1 раз и, благодаря действиям неведомого собеседника, лихо выкручивался изо всех передряг. Даже когда в подвале на Лубянке их уже готовили к расстрелу.

Тогда открылась дверь, и чей-то властный голос сказал из-за неё:

— Булгакова оставить!

Всех тогда ликвидировали. Его же отпустили. Поскольку немецкая бомба действительно уничтожила театр Вахтангова ночью 24 июля 1941. И там действительно погиб князь.

Если же смотреть на происходившее с точки зрения Администратора, то оказывается, что он только тем и занимался, что восстанавливал Михаила Афанасьевича из резервных копий и давал ему различные Ц.У. Ведь совсем не обязательно, что явка с повинной в качестве немецкого шпиона была тем самым проходным, спасительным вариантом. Вполне может быть и так, что при “шпионском” раскладе Булгаков погибал где-нибудь на Колыме, задавленный елью на лесоповале.

Или от тифа. Как Джон Рид. Или от туберкулёза. Как Чехов. Тогда Администратор должен будет восстановить состояние Вселенной на 10 марта 1930 г. или даже ранее, например, не допустив попадания Булгакова в земские врачи, или же каким-нибудь образом оградив его от той девочки с дифтерией, из-за которой Булгакову и пришлось принять ту [обладающую побочным эффектом] противодифтеритную сыворотку.

Правда, совсем не факт, что без морфия, кокаина и героина, которые тогда продавали в аптеках как средства от головной боли, у Михаила Афанасьевича получились бы такие яркие образы как Пилат, страдающий от гемикрании, кот Бегемот, тот же буфетчик, беседовавший с Воландом, или рассказ «Морфий».

Ведь чтобы написать такое это нужно пережить.

И запросто, что после всего пережитого он уже напишет не выдающийся роман «Мастер и Маргарита», а унылый пасквиль под названием «Архипелаг ГУЛАГ».

Резюмирую: “машина времени” вполне возможна, она не противоречит законам физики Вселенной, логике,