Завтра ты умрешь - Анна Малышева

– Невероятная вещь приключилась, – заметил персонаж, вынимая изо рта трубку и выпуская клуб душистого дыма. – Я так спешил, что забыл мобильный телефон. Все дороги в пробках, ехал три часа. А это наши барышни?

– Они самые, – раздраженно фыркнул отец, пожимая руку вошедшему мужчине. – И предупреждаю – вам придется с ними повозиться! Они совсем вышли из-под контроля, Генрих Петрович!

Генрих Петрович приветливо улыбнулся детям:

– Не может быть! Не верю! Ну мы-то, во всяком случае, будем большими друзьями, ведь так?

Однако Марина, случайно поймав его тяжелый, цепкий взгляд, очень в этом усомнилась. Она не могла представить себе ни одного ребенка, который доверился бы этому человеку. Имя психиатра было ей знакомо по рассказам – Банницкий не раз упоминал его, говоря, что ни за что не справился бы с женой без такого специалиста. Девочки, увидев нового взрослого врага, инстинктивно прижались друг к другу и стали похожи на двух маленьких белых кроликов, застывших перед большим удавом.

В следующий миг женщина сделала то, о чем минуту назад не могла и думать. Она подошла к девочкам и протянула им руки:

– Пойдемте, покажете мне сад. До чая еще есть время, я думаю.

И две маленькие ручки торопливо скользнули в ее ладони. Она вывела детей на террасу, спиной чувствуя удивленные взгляды оставшихся в комнате мужчин, прошла с ними по дорожке вдоль дома и только за углом, уйдя из-под надзора, выпустила их:

– Надеюсь, не сбежите? От чая я вас как-нибудь избавлю, а вот от этого человека и от вашей тетки, увы, не смогу.

– Вы с папой правда поженитесь? – неожиданно спросила Ульяна.

– Постараюсь, чтобы этого не случилось, – полушутливо, полусерьезно ответила Марина. Ответ ее потряс.

– Лучше уж вы, чем какая-нибудь другая, – заявила Алина. – Но мамой мы вас называть не будем!

Чай накрыли в столовой на первом этаже. Когда все собрались, новая горничная – нанятая два дня назад бойкая полная девушка с сильным украинским акцентом – еще накрывала на стол. Она делала это старательно, но несколько бессистемно, хваталась то за чашки, то за кувшинчики со сливками, то за вазочки с вареньем, и в результате на столе образовался хаос. Банницкий, обычно равнодушный к подобным мелочам, ничего не заметил, зато его сестра критически нахмурилась, а Генрих Петрович прямо заявил вовсю старавшейся горничной:

– Вы когда-нибудь накрывали стол к чаю, драгоценная?

– Да я же еще ничего тут не знаю! – певуче ответила та и, ничуть не смутившись, одарила психиатра сияющей улыбкой. – Сейчас будет готово!

– Кошмар. – Надежда достала сигарету и закурила – спичку ей любезно поднес Генрих Петрович. – Хотя чего можно ожидать, если прислугу наспех нанимал мой братец? Я как раз весь день обзваниваю агентства, ищу женщину для ведения хозяйства, домоправительницу. Предлагают сколько угодно, но ведь надо видеть, что берешь…

Она выпустила клуб дыма и поманила державшуюся в стороне Марину:

– Иди к нам! Вот на кого я надеюсь, – понизив голос, сообщила она психиатру, сразу вызвавшему у нее симпатию. – Если бы она осталась при Михаиле, я бы с легкой душой уехала лечиться. У меня ведь все больное – нервы, сердце, почки… Марина, а где же дети?

– Они совсем не хотели есть, а я слышала, что заставлять вредно, – храбро ответила молодая женщина. – Пусть лучше побегают по парку.

– Лучше для кого? – философски заметила Надежда. Однако вопреки опасениям Марины ни упрекать, ни спорить с нею она не стала. Сестра Банницкого явно имела на нее серьезные виды, что слегка озадачивало Марину. «Я не самая красивая, далеко не богатая, завидной невестой считаться не могу… В чем дело? Она чуть ли не выпихивает меня замуж за брата! А сам Миша? Объявить о нашей свадьбе вот так, не спросив меня… Только чтобы поставить на место детей…» Это предложение руки и сердца обидело ее больше, чем порадовало, и теперь она избегала встречаться взглядом с Банницким. А тот, уже вполне оправившись от недавнего недомогания, искренне не замечал возникшей между ними неловкости. Устроившись в углу стола, возле которого продолжала возиться жизнерадостная горничная, Банницкий просматривал газету и рассеянно жевал сухарик.

– Вот еще одна проблема, – продолжала откровенничать с психиатром Надежда. – Девчонок надо пристроить в хорошую школу-пансион. Я, конечно, ничего тут не знаю. Может быть, вы в курсе?

Генрих Петрович с дипломатичной улыбкой ответил, что сам он бездетен, но, конечно, с таким кругом знакомств, как у него, найти хороший пансион нетрудно.

– Главное – знать, какие требования.

– Да самые простые! – обрадовалась Надежда. – Побольше нагрузки, чтобы не бездельничали, побольше дисциплины, какой-нибудь спорт, музыка, пара иностранных языков… И железные нервы у преподавателей и воспитателей! – рассмеявшись, добавила она. – Если бы вы знали, чего я с ними натерпелась в Англии! Если вы думаете, что я виделась с ними только по воскресеньям, а все остальное время наслаждалась жизнью, то ошибаетесь! Меня вызывали в школу каждый день. То они оскорбили учителя, то устроили драку с детьми, то, – она понизила голос, – сбежали куда-то со взрослыми мальчишками. Эти детки – вовсе не подарок, и Ульяна не лучше сестры! Даже хуже, я бы сказала. У Алины все на виду, она не сдерживается, выдает себя, ну и получает… А эта молчит, молчит, а потом откопаешь за ней такое, что только ахнешь… И всегда умудряется увильнуть от наказания. Хитра, как черт! Давно сообразила, как выгодней себя вести.

Генрих Петрович внимал ей с понимающим видом, то и дело кивая, словно не ожидал услышать ничего иного. Надежда давно не имела такого благодарного слушателя, и повесть о своих страданиях в Англии лилась из ее уст, не встречая преград.

– Девчонки доставали всех, кого могли, и держали их в пансионе только из-за денег отца! Ну и я пыталась на них влиять… Господи, неужели это кончится?! – с неподдельной радостью воскликнула она, прижав к сердцу руку с дымящейся сигаретой. – Ведь вы поможете мне найти пансион?

– Я сделаю что смогу, но… – замялся вдруг психиатр. – Михаил Юрьевич согласен?

– Да это его собственная просьба! – успокоила его Надежда. – Только вот… Придется проверить, не учатся ли там дети Мишиных знакомых. Понимаете, он не желает, чтобы девочки узнали, чем была больна их мать.

– Но, насколько мне известно, все знакомые думали, что Ксения Константиновна живет в Испании? – удивленно переспросил Генрих Петрович.

Марина знала, что всем была рассказана эта легенда. Она помнила, как это ее потрясло, – ведь распространив такую ложь, Банницкий обрек себя на одиночную борьбу с безумием жены. Ни сочувствия, ни помощи, ни простого понимания, как ему тяжело, – ничего, он не мог ожидать в такой ситуации. К тому же его жизнь еще больше усложнялась тем, что приходилось хранить тайну.

– А он всего боится, с тех пор как это случилось! Пять лет играл в шпионов, теперь остановиться не может! – отмахнулась Надежда, взглянув на брата, который, уткнувшись в газету, потянулся за очередным сухариком, несмотря на то что горничная убрала корзинку у него из-под носа. Безрезультатно пошарив по скатерти, банкир выглянул из-за газеты, удивленно посмотрел на то место, где только что стояли сухарики, и, смирившись с их потерей, снова углубился в чтение.