Бездна смотрит на тебя - Надежда Лиманская

На очередном уроке, исподволь, медленно всматривалась в лица одноклассников. Внезапно запекло затылок, кто-то сверлил его взглядом. Повернув голову, встретила злые насмешливые рыжие глаза. Второгодник, двоечник с последней парты. Петька! Он! Больше некому! Его густые непослушные медного цвета волосы торчали в разные стороны. Он был высокого роста, — оставался на второй год, как поговаривали, в двух или трёх классах. Что она знала о нём, об этом Петьке. Что-то слышала. Из неблагополучной, многодетной семьи, где отец пил безбожно. Она теперь и сама знала, что это значит. Петька был, кажется, младшим в семье. Почти все его братья успели, как называл это её отец, отмотать срок. Мать второгодника, бледная, плохо одетая женщина, несколько раз на неделе появлялась в школе, — предстать перед взором и без повода, вечно недовольного завуча. Напрасно. Петька не жалел ни себя, ни мать. Для девочки это было неважно. Жалости не дождётся никто!

Он, споткнувшись о холодный взгляд синих застывших глаз, внезапно покраснел. Казалось, даже веснушки почернели на его лице.

«Неужели залез в раздевалку для девочек? Рылся в портфелях? Ну да, конечно! Замок входной двери был кем-то сломан накануне!», — пронеслось в голове.

Забытое, ведомое удушье, вдруг, поднялось. Она не видела ничего перед собой. Туман возмущения, смешанный с поднявшимся остервенением, застлал глаза. «Только не это! Не надо! Не хочу!» — кричало внутри.

Голос же, более мощный, диктовал иное. Захлестнул от макушки до пят, увлёк. Из глубины памяти неслышно, выползла змея — забытое чувство справедливости и мести: проучить, наказать, покарать обидчика. Как угодно, быстро и во что бы то ни стало!

— А-а-а! — Вдруг закричал Петька. — Не смотри! Отвернись!

Два десятка глаз устремились в их сторону.

— Что происходит?! — кричит классный руководитель. — Вы что? С ума сошли? Годовая контрольная! А, ну! Тихо! Пётр! Опять бузишь?! Мать бы пожалел!

— Не я это! — едва промычал он. Заикаясь: — Он — н — а! — показывая пальцем. Внезапно сорвался с места и выбежал из класса. Никто не видел её тихой, почти жуткой улыбки, посланной вслед однокласснику. Улыбки девочки — паиньки, без пяти минут круглой отличницы. — Вернись! Вернись немедленно! — прокричал вслед учитель, одновременно зорко наблюдая за теми, кто мог списать.

— Постой! — услышала после уроков за спиной. Удивлённо повернула голову. Петька! Он стоял напротив неё, глядя себе под ноги.

— Я не крал! Честно!

— Откуда знаешь тогда?

— Так весь класс только и говорит!

— Неправда! Я никому не сказала! — Она холодно выжидающе смотрела на него. Парень растерянно пожал плечами.

— Я видел, как Ирка выходила из вашей раздевалки! Довольная, как кошка!

— Неправда! — в очередной раз повторила девочка. — Ира была в медпункте! Сам слышала, как она отпросилась!

— Не было её там! Мою мать завуч вызвала с утра! Я у дверей стоял. Ждал, когда выйдет, а тут смотрю, — Ирка! Что-то в кулаке держит! Пройдёт шаг, в кулачок посмотрит, улыбнётся и дальше чешет!

— Понятно! — по-взрослому произнесла девочка. — Вон, значит, как! Хорошо!

Услышав в этом «хорошо» грозное, незнакомое, Петька отчего-то вздрогнул. На этот раз не испугался, — утонул в синеве её глаз.

— Странная ты девчонка! И…

— Что «и»? Давай, говори!

— Очень красивая, говорю!

Она прищурилась. Осмотрела его с ног до головы. Мятая, но чистая рубашка. Немного короткие брюки, ужасного фасона, непонятного цвета, туфли. Взглянула в лицо. На зелёных радужках его глаз рассмотрела крошечные, ярко-коричневые рыжие точки. Молочного цвета кожа, прямой нос, красиво, ярко очерченный рот, словно у девушки…

— А слабо тебе поцеловать меня?

Петька зарделся, как тогда, на уроке, сделал шаг назад.

— Ну, тогда я! Сама!

— Может не надо? — растеряно огляделся вокруг.

— А ты трус! Вот не думала! — жёстко бросила в лицо. — Пошутила я! А за Ирку, спасибо!

Звонко рассмеялась и умчалась прочь. До конца учебного года оставалась ровно неделя.

Она улыбнулась своим мыслям. Вспомнила, как металась Ирка, как звала на помощь. Одноклассницы «случайно» оказались в местном, заброшенном парке один на один. Ирка, та самая девчонка из их класса, стала пятиться. Позади неё, неожиданно для обеих, оказался высокий обрыв. Маленькая воровка — одноклассница сорвалась в пропасть. Упала на каменную гряду. Девочка осторожно взглянула вниз. Тело ударилось несколько раз о камни, перевернулось и медленно стало сползать дальше, в глубокую расщелину между больших валунов. Наконец, исчезло совсем.

Глядя на лучики в ладони, — отсвечивали возвращённые серёжки, — радовалась пришедшему в голову плану. Внезапно закружилась голова. Затошнило. Ведь она не хотела. Ничего такого. Честно.

— Мам! Сколько стоят мужские туфли у вас в магазине?

— А тебе, зачем? — удивлённо спрашивает мать. — Импортные, дефицитные — дорого. Сама понимаешь, а наши…, — резко обрывает себя, — всё же, зачем тебе?

Мать ещё не знает, не заметила, что в ушах дочери давно нет золотых, с осколками бриллиантов, серёг. Всем, кто видел их, — кажется, камешки — простые стекляшки. Девочка давно решила продать их. На вырученные деньги купит Пете новые туфли…

Она ехала минут двадцать — тридцать в другой городишко попытать счастья — продать серьги. На автовокзале, выйдя из рейсового автобуса, внимательно осмотрелась. Через дорогу, на противоположной улице, наконец, увидела вывеску «Комиссионный магазин». Облегчённо вздохнув, направилась туда. В отделе, где под стеклом сверкали ювелирные украшения, оценщик взглянул на серьги, затем, очень внимательно, — на неё.

— Барышня! Откуда у вас… Паспорт с вами?

— Паспорт?! — Ей было четырнадцать с половиной, почти пятнадцать, документ будет через год. Вслух, улыбаясь, не растерялась, мило произнесла:

— Без него? Как-то можно?

Оценщик глянул на дверь позади себя и что-то написал на белом поле газеты «Правда», что лежала на столе, чуть поодаль. Невзначай придвинул ближе. Она прочла. Из чего следовало: она получит лишь пятьдесят процентов.

— Сколько это?

— Пятьсот!

— Сколько? — не поверила.

— Барышня! Не устраивает, — тихо произнёс, затем громче, — жду вас с паспортом!

— Всё, всё устраивает! — чуть не закричала от восторга.

Старик отсчитал деньги купюрами по двадцать пять рублей. У неё всегда было всё, чего душе угодно. Но такие деньжищи она держала в руках первый раз в жизни. В первый раз решила вопрос сама. Для себя. Гордиться было чем. И всё же. Вдруг, нестерпимо стало жаль Ирку. Она не хотела, всё как-то само…

Последний звонок. С завтрашнего дня долгожданные каникулы.