Князь. Последняя битва - Александр Прозоров

Иоанн вздохнул, протянул руку. Андрей вложил в нее посох, царь поставил его между ног, сжал обеими ладонями, распрямился, выгибаясь назад. Князю даже показалось, что послышался хруст позвонков.

— Прости мя грешного… — простонал Иоанн, полуприкрыв глаза. — Но не о том, княже, речь. Земля русская наша ныне молитвами от чар спасена, иных же держав защитить я не могу, ибо веру истинную они отвергли. И чары злобные колдунов неведомых корежат их, ровно одержимых пред иконами. Безумие непостижимое рухнуло на головы соседей наших. Такое творят, будто смерти и мук страшных сами ищут. Свены, с коими со времен святого Александра Невского порубежных споров не случалось, вдруг из-за пустяковой стычки рыбаков, что за тюленями охотились, возжелали войну затеять, к землям ингерманландским сунулись да крепость Орешек неприступную захватить вознамерились. Знамо дело, биты были преизрядно, пощады тем же годом запросили, полон весь вернули до последнего ратника. Своих же, свенских, я им выкупать приказал. Все для казны прибыток, и боярам приятно. Всего три года тому мир они подписали безропотно, поклялись рубежи, святым Александром оговоренные, чтить и не тревожить, однако же ныне, слышал, с ляхами супротив меня снова сговариваются. Разве не безумцы?

Иоанн покачал было головой, но тут же поморщился от боли, чуть передохнул и продолжил:

— Многие века ратники свенские и нурманские верными рабами князей русских были, в дружинах служили, славы имени своему добывая. Ныне же нос воротят и ко мне не идут. На обиду свою ссылаются. А что за обида, коли за дело биты? Они же в земли наши ринулись, не я к ним стучался. В землях немецких тоже служилого люда собрать не вышло. Король ихний Максимилиан о прошлом годе умер, и ныне смута там какая-то затеялась, промеж собой резаться затеяли. Опять же османские лазутчики по землям тамошним шастают, тоже люд служилый на войну кличут и плату изрядную сулят. Мне столько за службу никак не положить. Прежние подати из казны потрачены, в недород их, почитай, и не было, а на будущие годы оных и не жду, ибо сам же волостям голодным тягло свое простил. Не купить мне ныне чужую кровь, княже. Не на что.

Иоанн снова замолчал, о чем-то размышляя. Спохватился:

— Так я о чародействе сказывал, что безумие окрест земель русских насылает. Король ливонский Магнус, токмо руки мне целовавший и за подмогу ратную благодаривший, вдруг клятвы свои отринул и псу османскому присягнул на верность вечную. Ровно и не знает, что басурмане все едино за собаку неверную его считать станут, обещания ни единого не исполнят, оберут догола и на помойку выкинут.[20]Король датский, ровно ослепнув, сей дури не заметил и токмо два острова из всех земель, что я в приданое за племянницей давал, за короной датской оставил. Безумие, князь, безумие обрушилось на умы королевские. Один за другим от земель, волостей и городов своих отказываются в пользу собаки османской и слова поперек ему не говорят… Колдовство это басурманское, княже. Чистое колдовство. Иным ничем сего полоумия объяснить не могу.

— Султан османский на такое способен, — согласился Зверев. — Магрибские колдуны, своим чародейством всему миру известные, ныне среди его подданных. Суфийские мудрецы тоже. Египет, хранящий половину тайн мироздания, тоже в его владениях вместе со всеми его жрецами и магами. Его возможности велики. Так велики, что и подумать страшно.

— И он не погнушался силы сии супротив Руси использовать, — подвел черту Иоанн. — У султана Мурада чародеев много, у меня же лишь един, княже. И одно хорошо, что чародей этот долгой верной службой честность свою доказал и потому опасаться его мне не надобно…

Андрей прикусил губу, но в этот раз Иоанн почему-то решил не называть его имени. Может быть, потому, что раньше намеки на колдовские способности князя Сакульского были обвинениями, кои бросались в лицо. Ныне же царю от колдуна потребовалась помощь. Помощь именно колдуна, а не служилого князя.

— Коли молитвы православные чары над королями-схизматиками развеять не способны, может, хоть колдовством супротив магии управиться выйдет? Может, хоть ведовство исцелит их всех от сего чудовищного безумия? — наконец высказал свое желание Иоанн.

— Порою даже самые разумные люди совершают поступки, которые кажутся необъяснимыми и бессмысленными, — ответил Зверев. — Ведомо мне, оба короля свенских, нынешний Юхан и прежний Эрик безумны от природы. За что прежний от трона слугами своими был отстранен, а нынешний на трон долго не допускался. Что за шутка: ждать верных поступков от несчастных юродивых? Король же Магнус мог просто совершить глупость или быть обманут. Может статься, государь, никакого колдовства и нет вовсе. Просто случайное стечение бед в одну годину.

— Вот ты напасть сию и разреши, Андрей Васильевич, — ответил ему Иоанн. — Коли чародейство — так развей силами христианскими. Коли беда — одолей. У тебя завсегда получалось как раз с неразрешимыми делами управляться. На левом сундуке грамоты возьми. Видишь, которые без шнуров для печатей? Подорожные там лежат. Возьми три. Заполнишь сам. Завтра же в седло поднимайся и в Полоцк мчись. Он ближе всего к сему безумству стоит, на самой границе польской. Далее с чарами и планами бесовскими разберись. Не про тебя сказываю, про тех чернокнижников, что чары свои там творят. Узнай, проведай, отпишись немедля! Коли надобность будет в логово вражье пробраться… Шкап открой и два кошеля возьми с верхней полки. Лазутчиков покупай, слуг, бумаги султанские и королевские, пей со шляхтой, расспрашивай наемников тамошних. Знать мне дай, что за планы реют в землях тамошних и удастся ли безумие колдовское остановить. Все, ступай. Отдохнул уже преизрядно, ныне дней тебе свободных не дам.

С таким напутствием Андрей покинул дворец. В задумчивости прямо у крыльца он поднялся в седло и медленно выехал в город.

Он знал много способов, чтобы определить, наведена ли порча на человека: от взгляда через огонь и голубиное яйцо и до отливки на пчелиный воск — уроки волхва Лютобора крепко сидели в памяти. Но древний чародей ни разу не упоминал ни о сглазе, который наводится сразу на целую страну, ни о поиске чар на людях, о которых неведомо ничего, кроме их имени и высокого поста. Есть порча на короле Дании или нет? Кстати, про этого он не знал даже имени. Как-то не понадобилось интересоваться.

— Хорошо колдуну болотному, к нему прямо в нору с жалобой приходили, — пробормотал себе под нос Зверев. — Посмотришь — и сразу ясно. А вот с какой стороны к этой беде подступиться? И как снять, если найдется? Швеция не девка дворовая, ее воском через взгляд не отольешь.

Единственным возможным советчиком мог быть только сам Лютобор. Но, увы, устав после долгого пути, князь вечером провалился в глубокий сон, едва коснувшись головой подушки, и уловить момент полудремы, взять сновидение под контроль не смог. Ему вроде бы даже и не привиделось ничего — заснул, как сознание потерял, очнулся только на рассвете. Утром же — супротив царской воли не поспоришь — взял Пахома, доскакал до яма у Литовских ворот, предъявил смотрителю подорожную, в которую своею рукой вписал свое имя, добавив «с холопом», и через полчаса вылетел на тракт, с наслаждением подгоняя казенных скакунов в галоп.