Лоренцо Великолепный - Наталья Павлищева

Подобрав с блюда даже крошки пирога и с трудом отдуваясь, Монтесекко заявил:

– Никогда вкусней, чем у вас дома, милорд, я не ел!

Лоренцо рассмеялся:

– Вам стоит посетить нашу семью в Кареджи. Вот где раздолье и гурманам, и любителям охоты, и любителям просто отдохнуть! Приглашаю вас туда. Дайте слово, что приедете. Моя семья будет рада.

Расслабившийся после сытной и вкусной трапезы Монтесекко обещал.

Впрочем, в его обещании был свой расчет. Опытный глаз кондотьера заметил все: и прекрасно организованную охрану дома Медичи – незаметную для простого глаза, но понятную наметанному, и неслышную тень, державшуюся неподалеку. Пока этот охранник рядом с Великолепным, никакой клинок того не достанет. Не успеешь коснуться рукояти кинжала, как рука будет пригвождена к этой самой рукояти.

Джанбаттиста был прав, после его ухода Паоло мрачно заметил хозяину:

– Он хочет вас убить, милорд.

– Кто, Монтесекко? Что тебе такое в голову пришло?

– Он пришел сюда, чтобы разведать, хорошо ли охраняется дом.

Лоренцо вздохнул:

– Разведал? Как ты думаешь, каковы выводы?

– Здесь не рискнет. Нападения надо ждать в другом месте.

– Каком?

– Пока не знаю, милорд. Будьте осторожны. Вы пригласили его в Кареджи, а там дети.

– Он кондотьер, а не наемный убийца детей.

Паоло мотнул головой:

– Все наемники убивают детей.

– И… ты тоже?

– И я убивал, милорд, если оплата того стоила.

Заявление не из приятных… Лоренцо невесело усмехнулся:

– Значит, мне стоит платить тебе много, чтобы не предал?

– Я не предаю хозяев, пока они сами меня не прогонят, милорд. И это не зависит от оплаты.

Одни темные глаза прямо смотрели в другие. Паоло не лгал, Лоренцо это понял и лишь коротко кивнул, не найдя ответных слов.

Через несколько дней он посетовал Паоло:

– Я боюсь за Джулиано куда больше, чем за себя. Брат скромен, но вспыльчив, при случае хватается за оружие. А еще где-то пропадает каждую ночь. Хорошо, что брат ожил после своей трагедии, но не опасно ли?

Паоло мотнул головой, глядя в сторону, как бывало, когда он что-то знал, но не хотел об этом рассказывать:

– Вам не стоит беспокоиться, милорд. Джулиано… у вашего друга мессира Сангалло.

Лоренцо попытался вспомнить… Детей у самого Сангалло не было, значит, какая-нибудь племянница или просто родственница. А еще он вспомнил, что туда же повадился и Боттичелли. Неужели Джулиано и Сандро опять влюбились в одну девчонку? Или…

Позже при случае он поинтересовался у Антонио Сангалло:

– Мой брат часто бывает у тебя. Сандро тоже.

Архитектор заметно вздрогнул, это не понравилось Лоренцо, и тот спросил уже требовательно:

– Содомия?

– Нет, Великолепный, нет!

Сангалло не лгал, не говорил всей правды, это было заметно, но не лгал. И Лоренцо успокоился, ведь Паоло тоже сказал, что содомией младший Медичи не занимается. В голову пришла озорная мысль: Джулиано попросту позирует Боттичелли. Этот любитель писать девушек, похожих на Симонетту, небось решил попробовать написать и мужское тело, а связываться с моделями вроде Антонио, который едва не погубил Леонардо, опасно. Видно, приятели решили, что Джулиано тоже хорош. Это так, только бы не изобразил лицо похоже, Боттичелли уже несколько раз повторял портрет Джулиано, может случиться как с Симонеттой – до сих пор повторяет.

Лоренцо решил разобраться потом, в конце концов, Боттичелли пишет не слишком быстро, еще успеется.

Позже Великолепный не раз размышлял, что было бы, разберись он во всем тогда. Но время не повернуть вспять и прошлое не исправить.

После столь любезного и сытного приема (оказалось, что и сопровождавшую его охрану, впрочем, немногочисленную, накормили не хуже) заниматься делами Монтесекко не мог. Он отправился в гостиницу, где от ужина пришлось отказаться. Оттуда сообщил Якопо Пацци, что приехал и готов встретиться.

Пацци был осторожен, не желая внешне никак быть связанным с заговорщиками, он предпочел появиться в гостинице сам, нежели принимать кондотьера у себя. Это безопасней, ведь в таверне гостиницы каждый вечер собирались игроки в кости.

Якопо Пацци сел за игру, проиграл пару флоринов, к изумлению присутствующих всего лишь запустив в стену горстью игральных костей, встал, словно досадуя на себя, и, вооружившись кружкой вина, прошелся по таверне. Словно между делом тихо, чтобы никто не слышал, поинтересовался у слуги, где поселился приезжий кондотьер. Слуга показал комнату.

В шуме и гаме никто из игроков не заметил исчезновения Пацци. Не разгромил таверну и то ладно…

Комната располагалась весьма удобно – над кухней, зато отдельно от остальных. У входа двое наемников охраняли покой хозяина, явно мучаясь от желания спуститься вниз. Из-за двери доносился богатырский храп довольного жизнью кондотьера. Якопо Пацци, которого давно мучила бессонница, поморщился: этого явно не терзают угрызения совести или сожаления о прерванных его рукой жизнях…

Охрана при появлении Пацци напряглась, однако тот из наемников, что приходил к нему днем, узнал:

– Мессир Пацци…

Якопо вытащил монету и бросил им со словами:

– Погуляйте пока. Мы поговорим.

Конечно, оставлять хозяина даже со стариком, к которому он сам собирался сходить, опасно, но уж очень хотелось промочить горло. Да и взгляд у этого Пацци такой, что не подчиниться невозможно.

Охрана ушла, а сам Якопо отправился к кондотьеру.

Монтесекко спал, как спят вполне счастливые, довольные жизнью люди с чистой совестью. Оставалось лишь позавидовать. А все потому, что он исполнитель чьей-то воли, не принимает на себя грех, что совершает, оставляя расплачиваться заказчику. Вот и получается, что заказчику платить приходится и монетой, и совестью, а у кондотьера она остается чистой.

Пацци тоже не слишком мучился угрызениями, да и чего страдать, если любой грех можно выкупить, пожертвовав побольше в тот же монастырь Святого Марка? Он давно уверовал, что монастыри на то и созданы, чтобы отмаливать грехи прихожан. У каждого свое дело, приносящее прибыль, – у банкиров кредиты, у ткачей их станки, у кондотьеров мечи, у монахов молитвы.

После пятого всхрапа, когда любоваться спокойно спящим Джанбаттистой надоело, Якопо громко хлопнул дверью. И восхитился уже другим – реакцией кондотьера, поскольку в следующее мгновение сам оказался прижатым к стене с острием клинка у горла. И это притом что у Монтесекко скьявона – меч с закрытой чашей, за рукоять которого просто так не схватишься. Редкость для Тосканы, разве что у венецианцев купить можно.