Лоренцо Великолепный - Наталья Павлищева

Леонардо слуга остановить не посмел, про него хозяин ничего не говорил… Да Винчи застал Сандро сжигающим наброски Оретты.

– Что это? Что ты делаешь? Топишь очаг своими набросками летом? Подожди до зимы.

– Это надо сжечь.

Леонардо взял один из рисунков. Девушка на нем не обладала классическими чертами лица и красотой Лукреции Донато, но в ней своя прелесть, это чувствовалось в каждом штрихе. А еще она кого-то смутно напоминала…

– Похожа на Симонетту…

Боттичелли выхватил у приятеля рисунок и швырнул в огонь. Было жарко, безветренно, потому тяга плохая. Мастерская не кухня, где огонь горит и летом, потому сильно пахло паленой бумагой и нагретым камнем.

– Не болтай, лучше помоги сжечь поскорей.

Джулиано тоже разглядывал набросок лица Оретты, сделанный Боттичелли. Чем дольше смотрел, тем сильнее становилось желание увидеть девушку еще раз, услышать ее нежный голос, заглянуть в эти непостижимые зеленые глаза.

После нескольких дней борьбы с самим собой Джулиано нашел повод посетить дом на Борджо Пинти, вернее, оправдание для визита туда:

– Нужно проверить, все ли там в порядке. Вдруг девушке что-то понадобилось, а принести некому? Я должен о ней позаботиться.

Ноги несли его в дом Сангалло очень быстро, быстрее, чем позволяли правила приличия, приходилось даже сдерживать себя. Хорошо, что от виа Ларга до Борджо Пинти можно пройти не главными улицами и минуя площади, не то обязательно встретился бы кто-то знакомый, начались расспросы, мол, куда это ты бежишь…

Слуга, открывший дверь, смутился. Ему явно запретили кого-то впускать в дом, но как запретить Медичи? Пока он сомневался, Джулиано успел проскользнуть внутрь:

– Мне нужно кое-что забрать, Боттичелли попросил…

– Все в той комнате, милорд.

– А?.. – Джулиано замер, услышав нежный смех, доносившийся откуда-то сбоку.

– Оретта с Марией готовят обед, милорд.

– Вот! Не нужно ли им чего-то с рынка? – Джулиано даже обрадовался нашедшемуся поводу для разговора.

Оретта действительно была в кухне и что-то показывала Марии:

– Нет, Луиджи делает это так. Сначала рубим, потом толчем, а потом уже добавляем шафран… ой! – Девушка увидела в двери Джулиано.

– Приветствую вас, миледи. Заглянул узнать, не нужно ли вам чего-то с рынка? Могу купить и принести.

Мария сначала хмыкнула, потом фыркнула, а потом, не в силах сдержаться, расхохоталась от души.

– Милорд, скоро полдень, а на рынок ходят на рассвете.

На мгновение Джулиано смешался, осознав нелепость своего предложения, но тут же нашелся:

– Так я… завтра на рассвете и схожу. Что вам нужно – телятина… апельсины… шафран? Да! Молочного поросенка, пироги… павлина…

Говорил Марии, но не отрывал взгляда от Оретты. Смущенная девушка тоже не могла отвести глаз. Наконец служанке надоело, и она остановила поток нелепых предложений:

– Милорд, если вы присядете в сторонке и потерпите немного, мы угостим вас вкусным обедом.

Он присел, наблюдая, как ловко управляется с тестом, потом с начинкой и, наконец, с самими пирогами Оретта. Девушка раскраснелась то ли от августовской жары, то ли от смущения. Румянец необыкновенно шел ее тонкому бледному лицу, а блестящие глаза делали еще красивей.

Потом они весело обедали все вместе – Джулиано, Оретта, Мария и Джованни, болтали обо всем и ни о чем, шутили. Оретта словно освободилась от сковавших ее цепей, была легкой и приятной в общении.

Домой Джулиано вернулся поздно и совершенно очарованный. Он влюбился. Не только во внешнюю похожесть одной девушки на другую, но в простоту Оретты, эта простота иная, чем у Симонетты, но ничуть не хуже.

– Джулиано, завтра приезжает Джанбаттиста Монтесекко. Он придет к нам обедать. Мама с Клариче в Кареджи, а ты будешь?

– Я? – Честно говоря, мысли Джулиано были столь далеки от кондотьера и его визита, что он даже не сразу нашел, что ответить.

Брат махнул рукой:

– Ладно, занимайся своими любовными делами.

Джанбаттиста Монтесекко кондотьер и по духу и по внешности. Рослый, плечистый, словно родившийся сразу с мечом в руках и в латах, он одинаково хорошо справлялся и с командованием своими отрядами наемников, и с тайными убийствами, вернее, умел организовать стычки так, чтобы в их ходе нужный человек непременно оказывался убитым. Это было не столь уж и трудно, ведь оружие носили и пользовались им все, но Монтесекко умел расставить своих людей и найти нужный момент, его ни разу не удалось обвинить в покушении, даже если понимали, чьих это рук дело.

Удивительно, но при этом Монтесекко умудрялся в остальном быть порядочным человеком, он не убивал из-за угла, но умело провоцировал, уважая право и способность человека защищаться.

Очень полезного человека привлек к исполнению своего плана папа Сикст.

Монтесекко был знаком с Франческо Пацци, не любил и даже презирал этого малорослого банкира за неспособность сохранять спокойствие, но не поддаться потоку его беспредельной ненависти к Медичи не смог. Нет, ненавидеть Великолепного у Джанбаттисты ни повода, ни причины, ни даже желания не было, однако слово за словом в мозг и душу кондотьера проникали слова запальчивого Франческино.

– Медичи тиран. Не просто тиран, но монстр. Недаром у него внешность сатира. А душа и вовсе дьявольская. Чудовище держит несчастную Флоренцию в своих руках при помощи золота. Флоренция словно несчастная красавица у дракона взаперти, чтобы ее спасти, нужно этого дракона убить.

Но куда весомей были наставления папы Сикста:

– Медичи должны быть устранены одним ударом. Они сильны и их много, потому удар нужно точно рассчитать.

Монтесекко был с понтификом согласен. Он любил своих собственных родственников, ни за что бы не допустил их гибель или даже пленение, а если бы это произошло, то жестоко отомстил бы обидчикам. Так же должен поступить и любой другой – на любого обидчика должен найтись свой мститель. Чтобы не осталось мстителей, уничтожать неугодных надо под корень.

Джанбаттиста ехал на разведку, чтобы не было осечки. Пацци не в счет, они будут лишь отвлекающей силой, нужно выбрать места и распределить своих людей не только для самого покушения, но и после него, чтобы не допустить побега других членов семьи Медичи. Его Святейшество прав – только полное уничтожение семьи тирана может уберечь от восстановления власти Медичи.

Самому Монтесекко Медичи не сделали ничего плохого, как и многие другие жертвы его службы, но Джанбаттиста был настоящим солдатом, который выполнял свою работу качественно и в срок.

Монтесекко смутно догадывался, что вовсе не понтифик или его очень осторожный племянник Джироламо Риарио придумали план действий, слишком умно для них, но вопросов не задавал. Какая разница, кто придумал, если план таков? В его составлении чувствовалась рука воина, человека, привыкшего командовать людьми, от встреч с которым кондотьера оберегали. Значит, автор плана не желал быть узнанным.