Трафальгар. Люди, сражение, шторм - Тим Клейтон

на палубу тщательно одетым. Он выглядел весьма элегантно в темно-синем длиннополом мундире со стоячим воротником, зеленоватых вельветовых бриджах с лампасами, черных остроносых башмаках, с длинной золотой цепочкой часов, свисающей из жилетного кармана.

Вильнев распорядился подать сигналы построения в ордер баталии, как было оговорено еще в Кадисе. В течение ночи им уже было передано приказание занять по возможности свои позиции, и теперь многие из его кораблей старались занять свои места в строю. В темноте Луи Энферне («Энтрепид») пытался встать непосредственно за адмиральским «Буцентавром», но другой корабль занял это место, и ему пришлось встать еще на два корабля дальше. Согласно ордеру баталии его место было на четыре корабля впереди, и он добавил парусов в попытке занять надлежащее ему место впереди приткнувшихся в строй кораблей.

Вильнёв также дал команду уменьшить дистанцию между кораблями до одного кабельтова, или двухсот ярдов, что считалось сомкнутым строем. Если бы они смогли удерживать такую дистанцию, то все корабли вытянулись бы в линию длиной примерно три с половиной мили. Но их строй был далек от требуемого. Кроме того, он состоял из нескольких перекрывающихся линий. К этому времени они находились в пятнадцати милях к востоку от низких песчаных утесов мыса Трафальгар. Пятьдесят миль отделяло их от Тарифы — входа в Гибралтарский пролив, но с ветром, убившимся почти до штиля, этот путь занял бы много времени. Британцы находились в одиннадцати милях мористее их. Вильнёв послал фрегат «Гермиона» посчитать вражеские корабли.

В семь тридцать «Гермиона» доложила о наличии тридцати судов, двадцать семь из которых были линейными кораблями. Донесение встревожило — очевидно, Нельсон получил подкрепления, и противник имел на шесть вымпелов больше, чем рассчитывал Вильнёв. Он внимательно наблюдал за британским флотом, стараясь предугадать действия Нельсона. Британские суда повернули в сторону французов нестройной массой, в которой два трехпалубника, возможно, становились ведущими двух групп. Вся эта масса направлялась к арьергарду Объединенного флота, угрожая охватить его и отрезать флот от Кадиса.

Было туманное осеннее утро с неярким солнечным светом, и к восьми часам утра температура составила 65 градусов по Фаренгейту[41]. Практически все корабли обоих флотов были уже готовы к бою, оставалось закончить кое-какие приготовления последней минуты. Матросские подвесные койки укладывались на места по боевому расписанию в качестве защиты от стрелкового оружия. Нижние реи застраховывались дополнительными цепными стропами для предотвращения падения громоздкого рангоутного дерева в случае повреждения обычных тросовых креплений. Брезентовые полотнища, отделяющие офицерские каюты, убирались, и все вокруг смачивалось для уменьшения возможности распространения пожаров. Находившийся на «Нептуне» Бедкок вспоминал, что "были поставлены все паруса, и все корабли старались сформировать ордер баталии из двух дивизий, но слабый ветер и значительное расстояние отставших судов до флагманов не способствовали скорейшему выполнению маневра".

В восемь часов британские экипажи отвлеклись от работы. В обычной обстановке тридцати-сорокаминутный перерыв на завтрак был рутинным делом, и Джеймс Мартин вспоминал, что на «Нептуне» капитан Фримантл "позволил нам пачти такой же Отдых, как и всегда". Офицеры собрались в кают-компании. Полу Николасу, второму лейтенанту морской пехоты на «Белайле», едва исполнилось шестнадцать. Это был его первый поход, и он, понятное дело, нервничал. Он был впечатлен той смесью рвения, уверенности и фатального смирения, с которой принималось понимание возможного ранения или смерти: "Хотя было видно, что все радовались перспективе достойного завершения предстоящей схватки, но ужасное предчувствие того, что не все вновь соберутся за этим праздничным столом, было лейтмотивом". Первый лейтенант Эбенезер Джил был так уверен, что не переживет этот день, что сделал завещание для "необходимого распоряжения своим имуществом в случае собственной гибели".

На «Беллерофоне» Уильям Камби завтракал, как обычно, в восемь часов с капитаном и другими офицерами. Затем капитан Кук попросил Камби задержаться и ознакомил его с секретным меморандумом Нельсона. Дождавшись, когда Камби внимательно прочитал его, Кук поинтересовался, "полностью ли поняты инструкции адмирала". Камби ответил, что "они настолько точны и подробны, что невозможно их интерпретировать двояко". Кук объяснил свое желание ознакомить Камби с волей Нельсона тем, что в случае его выхода из строя тому придется взять на себя командование кораблем. Камби "отметил немалую вероятность того, что то же самое ядро может вывести из строя их обоих", и предложил показать меморандум штурману, который останется единственным офицером на квартердеке в случае их гибели и сможет передать инструкции Нельсона тому из лейтенантов, который примет командование. Кук согласился, и Овертон был приглашен для чтения инструкции.

Подобные предосторожности были вполне уместны, учитывая уязвимость людей на открытом квартердеке и принимая во внимание историю «Беллерофона». На всем флоте он славился как наиболее подверженный боевым повреждениям корабль. Спущенный на воду в 1786 году, он принадлежал к меньшим линейным кораблям — семидесятичетырехпушечным двухпалубникам, которые составляли основу боевых порядков всех флотов того времени. Он принял участие в знаменитой победе над французами в 1794 году, прозванной битвой Славного Первого Июня. При Ниле он принял бой с намного превосходящим по мощи трехпалубным французским флагманом «Л'Ориент», потерял 193 человека убитыми и ранеными, полностью лишился рангоута. Тем не менее, он обрубил канат и вышел из боя только после того, как запылал французский флагман. В 1794 году его командиру оторвало ноги, а при Ниле были ранены капитан со штурманом и три лейтенанта убиты. Мысль о том, что теперь они находились в той же самой деревянной постройке, но перед лицом более многочисленного неприятельского флота, была отрезвляющей.

Кук, Овертон и Камби вернулись на квартердек, где Кук приказал Камби объявить боевую тревогу. Камби вызвал боцмана Томаса Робинсона, который со своими помощниками Томасом Платтсем и Уильямом Хайтером бросился к палубным люкам для подачи сигнала. Тем временем Камби подал команду барабанщикам бить ритм «Сердца дуба», полюбившийся морякам со времен Семилетней войны:

          Сердце дуба — наши суда, сердце дуба — наши люди;

          Мы всегда готовы — так держать, ребята, так держать!

          Мы будем сражаться и побеждать снова и снова.

Когда раздалась барабанная дробь, все 550 мужчин и подростков «Беллерофона» ринулись на свои места согласно боевому расписанию. Для значительного большинства эти места были на пушечных палубах.

Каждой пушечной палубой командовали один или два лейтенанта и пять мичманов. На нижней палубе «Беллерофона» лейтенант Джордж Сондерс командовал носовыми четырнадцатью из двадцати восьми 32-фунтовок. Первыми восемью из пушек Сондерса командовал Уильям Феарвезер, 45-летний мичман, который либо постоянно проваливался на