Так любят люди - Андрей Максимов

Так и вижу двух голых людей, прыгающих по песку и орущих:

— Удача! Удача! Божий промысел!

Может, Господь, конечно, неслучайно выбрал именно их, но штука вся состоит в том, что так станут вести себя любые мужчина и женщина. Любые! Вот в чем фокус.

— Любовь надо придумать, — вот что я должен был сказать этим подвыпившим милым ребятам. — Придумать и жить.

Подходите — не подходите… Какая разница! Вы двое и есть остров этой безумной жизни. Встретились? Живите!

Все эти разговоры про «подходит — не подходит» годятся для рубашек и галстуков, пиджаков и курток, ботинок и пальто… А для людей это все лишнее.

Любовь — море: надо плыть. Утонете — значит, до следующего плавания. Но пока не нырнете, не поймете: подходит вам это море или нет.

Я понял, в чем моя ошибка: я слишком много говорю в любви. Я все время говорю с женщинами и выдаю все, что у меня на душе.

Это уже само по себе нелепость. Так они еще и понимают не так, как я говорю. Вообще же никто никого правильно не понимает. А тут еще — мужчина и женщина. Она тонет под потоком моих слов, и ее, настоящую, уже не достать.

«Гена, дорогой! Живи молча! Есть мысли про любовь — таи их. И все тогда будет в порядке.

И думай про любовь меньше, Гена! Любовью надо жить. Вот и все. Не надо философствовать, не надо делать выводов, не надо, не приведи Господи никаких книжек читать про любовь!

Чем больше в ней разбираешься — тем меньше понимаешь.

Чем больше о ней думаешь — тем большим идиотом ощущаешь самого себя.

Кто придумал, что надо сначала решить: подходят ли люди друг другу, а потом жить? Кто, скажите, и зачем придумал такую глупую нелепость?

Свела вас судьба (Бог, время, обстоятельства — как кому нравится больше) — живите!

Это же такое счастье: жить с надеждой, что сегодняшние отношения на самом деле — вечная любовь!

Ну и живите. Надежда сама знает: сбываться ей или нет. Не надо ей помогать глупыми размышлениями. Жизнью ей надо помогать, и больше ничем. Вот что я вам скажу.

Дорогие Геннадий и Валерия, от имени и без поручения миллионов людей, которые ищут протяженности в любви, объявляю вас возлюбленными! Живите и любите друг друга! Не говорите о любви, а живите ею! Нет лучшего способа превратить сегодняшнее в вечное».

Вот что я должен был сказать этим молодым людям.

Но сказал я, понятно, по-другому.

Я сказал:

— А какая разница?

— Не понял.

Гена смотрел внимательно. Трезвым взглядом.

Если Гена и был пьян, то жизнью, а не водкой. Я знаю это состояние: когда водка тебя не берет, но так хочется, чтобы брала, что и тебе, и окружающим абсолютно искренне кажется, что ты напился.

— Как это какая разница? — как-то очень тихо спросил Геннадий. — Если подходим — одно дело. Если не подходим — совсем другое. Ты от вопроса-то не увиливай, мужик. Я не за то тебе две тысячи платил, чтобы…

Сколько раз говорил себе: не бывает шальных денег! Ну не бывает! Даже те, которые кажутся шальными, все равно приходится отрабатывать.

«Ну и ладно, — подумал я. — Зря, что ли, я придумал?» Как говорил герой мультика: «Щас скажу». Или он говорил: «Щас спою»? Не важно. Я скажу.

— Встаньте, — тихо, но властно произнес я.

— Гонишь? — прошипел Геннадий.

— А деньги наши? — открыла глаза Вероника.

Метрдотель повернулся к нам, готовый к прыжку, как пантера.

— Пожалуйста, встаньте.

Геннадий молча встал и помог подняться своей подруге.

Лера, опираясь на Геннадия, как на ствол могучего дерева, стояла с трудом. Но стояла.

Я соединил их руки и как мог более торжественно произнес:

— Дорогие Геннадий и Валерия, от имени и без поручения миллионов людей, которые ищут протяженности в любви, объявляю вас возлюбленными! Живите и любите друг друга! Не говорите о любви, а живите ею! Нет лучшего способа превратить сегодняшнее в вечное.

— Чего превратить? — спросил ошалевший Геннадий.

Я продолжал «торжествовать»:

— Сегодняшние отношения в вечную любовь. Что непонятного?

Метрдотель зааплодировал. Вслед за ним зааплодировали сначала официантки, а потом и весь ресторан.

От грома аплодисментов Валерия проснулась, начала церемонно раскланиваться в разные стороны, а потом довольно громко прошептала на ухо своему кавалеру:

— Генкин, по-моему, нас поженили. Пора идти домой.

Геннадий аккуратно посадил Валерию на стул, подошел ко мне и тихо-тихо произнес:

— Красиво. Спасибо. Деньги, считаю, отработал. То есть ты думаешь, что мы друг другу подходим? Правильно я врубился?

Дурак ты, Генка. Такой же дурак, как все мы, мающиеся в ощущении наступающей любви.

Подходим…

Они подходили друг к другу, подходили, а подойти все никак не могли…

Ты бы, Генка, подошел к своей Лере, довел до такси, и поехали бы вы… И без лишних этих рассуждений.

Ты хочешь женщину. Она хочет тебя. Вы хотите не только вместе заснуть, но и вместе проснуться, что важно.

Какие вопросы, Геннадий? У вас впереди — любовь. Что тебя еще может волновать?

Есть у тебя женщина? Бери ее.

Дорога всегда мудрей путника. Она приведет, куда надо.

Я сказал то же самое, но гораздо короче.

Я сказал:

— А пошел ты…

Геннадий добродушно улыбнулся:

— Понял тебя. Прав. Чего уж тут? Когда тут такая женщина, правильно? У меня — такая женщина! — вдруг заорал он.

После этого взвалил Леру на плечо и, провожаемый аплодисментами, пошел из ресторана.

А я остался.

Я остался с этим идиотским вопросом: «Подходит — не подходит?»

Вот если вспомнить всех тех женщин, с которыми меня связывала не мгновенная страсть (чтоб не сказать словечко похуже), а жизнь… Ведь были такие?

Были.

И тут же, разумеется, возникает Юлькино лицо.

Оно возникает и как бы перекрывает все другие лица.

Мне всегда казалось, что мы созданы друг для друга. Даже когда мы расставались.

Из всего, что я написал, — это единственное, что я помню наизусть.