Татуированные души - Аврора Гитри

— А он какой был из себя, этот клиент?

Милая Кеоу подходит ко мне, словно хочет защитить меня своим хрупким телом. Мы с ней сейчас одного роста, хотя она стоит, а я сижу на маленьком смешном табурете, но при этом она кажется мне сильной и грозной. А я, в этой похожей на тюрьму бетонной клетке, кажусь себе уязвимой и беспомощной. Она кладет мне на плечо руку, легкую и свежую, как утренний ветерок. И говорит чарующим голосом, напоминающим голос певицы, выплескивающей свое отчаяние в музыке:

— Тот, что вчера приходил. Красивый таец в черном костюме.

Ноябрь 2006 года

Вот уже восемь дней он не выходил на улицу, почти ничего не ел, практически не спал. Он посвятил себя девочке, мечущейся в бреду в его гостиной.

В первый день, помыв ее и дав ей попить, он заметил, что конечности наркоманки начали шевелиться. Ее синее лицо сделалось просто бледным, кровь выступила из ранок на потрескавшихся губах. Она уже не казалась умирающей. Она казалась всего лишь больной. Но в сознание не приходила. Закатившиеся глаза смотрели внутрь себя, словно растерявшись от слишком большой дозы, которую она себе в последний раз вколола.

Утром второго дня к ней вернулась речь. Она принялась бормотать что-то нечленораздельное. Человек в маске пытался подойти поближе, прижать ухо к ее губам, чтобы лучше понять то, что она не могла выговорить. Но это был язык агонии. Ее трясла лихорадка. Вокруг нее образовалось прозрачное облако жара. Едкое, обжигающее облако. Ей надо было помочь, надо было вернуть ее телу нормальную температуру. Человек в маске окунул тряпку в холодную воду и положил на ее пылающий лоб. Потом приготовил чай. Как и в первый вечер, он помог ей пить, терпеливо ожидая, пока горло девочки согласится принять настой. Лекарство вернуло ей зрение. Она недоуменно разглядывала склонившуюся над ней маску.

Затем отвар разбудил ее тело. Его начали сотрясать конвульсии, все более сильные, все более частые. Человек в маске был вынужден даже, оставив кружку, держать ее за ноги и за руки. Ее конечности сотрясались, вызывая рвоту, чудовищные спазмы. Она была похожа на судно, застигнутое бурей, терзаемое огромными волнами. Человек в маске сжимал ее предплечье, спасая от кораблекрушения. Он принес таз, он шлепал ее по костлявой спине, стискивал ей руку, напоминая о своем присутствии. Он бормотал ободряющие слова, обещал, что она выздоровеет, что он ей поможет, сам удивляясь страсти, которую вкладывал в свои уверения. К вечеру, словно приближение ночи и исчезновение солнца даровали ей освобождение, девочка заснула. Примерно на полчаса. Как раз на время, позволившее ему снять маску и дать отдохнуть лицу. Потом война возобновилась. Наркоманка пришла в себя. Она приподнялась, истекая потом, с умоляющим взглядом. Увидев ее выражение лица, он понял, что начинается новая борьба, еще более тяжкая.

— Вы… вы мне поможете, не правда ли? — прошептала она.

Он кивнул и, не говоря ни слова, пошел к плитке заваривать чай.

— Вы можете дать мне немного денег? Я вам верну.

Человек в маске закрыл глаза и глубоко вздохнул, собирая силы для сопротивления:

— У меня нет денег. Ты сама видишь. Оглянись вокруг.

Девочка обшарила взглядом комнату, выискивая ценный предмет, украшение, картину… что-нибудь, что могло бы опровергнуть слова хозяина дома. Но увидела только следы черных пальцев, обшарпанный пол, немногочисленные кухонные принадлежности. Она испустила долгий стон, который постепенно превратился в мольбу.

— Но мне надо пойти купить… лекарство. Я больна.

Девочка умоляла его своим детским голоском. Она плела небылицы в надежде на то, что незнакомец, наряженный клоуном, уступит. Что он даст ей то, что позволит вновь подняться на белое облако.

— У меня есть все, чтобы тебя вылечить.

Он солгал. У него не было растения, которое могло бы отправить ее в полет и смягчить падение. Не было ничего, чтобы обмануть ее чувства и тело. Ей придется победить своих демонов на твердой земле и снова стать нормальным человеком.

— Чего вы хотите? Скажите мне. Я все сделаю.

Не поднимая глаз, он налил чай в кружку. Он не хотел видеть, как она стоит на коленях, лежит на спине, раздвигает ноги. Он не хотел видеть ее готовой на все, чтобы вернуться к прерванным снам.

— Не старайся зря. Лучше выпей это. Это тебя успокоит, — сказал он, подавая чай.

Тогда девочка рассердилась. Безумный гнев отправил кружку на пол. Она кричала, она дралась.

— Я не хочу вашей помощи. Я хочу лекарство.

Ее глаза, такие пустые несколько минут назад, теперь метали молнии. Ее совершенно голое тело стремилось к единственной цели: найти наркотик или умереть. В какой-то момент человеку в маске показалось, что ее безумие захватит и его. Что он нарушит обещание, схватит ее за шею и отправит на улицу, обратно в ад. Но он взял себя в руки. Он сжал наркоманку за плечи, твердо, не обращая внимания на хриплый голос, выкрикивавший оскорбления по поводу его маски, и силой уложил на циновку. И снова налил чаю.

— Выпей! Немедленно! И не спорь!

Начавшаяся борьба длилась много дней. Он оставался глух к бесконечным уговорам. Девочка умоляла, стонала, вопила, каталась по полу, выбивалась из сил, пытаясь убедить его дать ей денег и отпустить на волю, к подруге в белом платье, которая ждала ее в шприце на улице.

Но он не сдался.

Он хотел спасти ее.

Уже ничто имело для него значения. Ни его сведенный от голода желудок, ни раздраженная кожа лица. Ни даже мечта о мести, которую вытеснило из памяти это маленькое создание с истерзанным кошмарами разумом и истощенным телом.

Девочка заполнила все его существование.

На четвертый день он забаррикадировал дверь, чтобы не дать ей убежать. А она пыталась, и не раз. Стоило бедному деревянному паяцу отвернуться, чтобы пойти приготовить новый отвар из успокаивающих трав или задремать у ее изголовья. Она сама спать как раз не могла. Ее терзала ломка, ее кишки разъедала жажда порошка. Она дожидалась, пока хозяин дома уснет. Девочка испробовала все: бешенство, оскорбления, попытки соблазнения, слезы. И поскольку ничего не помогло, решила прибегнуть к хитрости. Человек в маске удвоил бдительность, заваривал себе бодрящие снадобья, до тошноты грыз имбирь. Она не одержит над ним верх.

На заре пятого дня кто-то постучал в дверь. Наркоманка тут же оживилась, предчувствуя долгожданную возможность вырваться из плена. Она опередила человека в маске, бросилась отодвигать стул от двери и завопила: «Выпустите меня! Выпустите меня!» Она вырывалась, билась в стену, как умалишенная. Надеясь на то, что кто-то невидимый слышит ее крики на лестничной площадке, она визжала как недорезанный поросенок.

Но ее призывы уже не действовали на человека в маске. Он поймал ее за руку, оттащил в другой конец комнаты, к плитке, и силой усадил под окно. Он обращался с ней столь решительно, что девочка умолкла, съежилась и подтянула колени к подбородку. Она тяжело дышала, словно загнанная лошадь.