Цитатник бегемота - Ярослав Смирнов

Тогда Иван стал оглядываться в поисках сгинувших и вновь воспрявших товарищей. Он увидел их: они шли прочь, уходила все дальше и дальше на север пыльная колонна, и хотя было уже довольно далеко, Иван отчетливо видел и своего двойника, и Сергиенко, и остальных: они шли, окутанные пылью, истаивая в серой туманной дымке, которая становилась все плотнее и плотнее, отгораживая Ивана от друзей и врагов… и сам Иван уже с трудом мог различить идущих в прозрачную бесконечность… они шли все дальше и дальше, но… не все, черт возьми, не все…

Или все-таки?..

Кто-то тронул его за плечо.

— Чего стоишь? — спросил фессалиец.

— Да вот, смотрю… — с трудом произнес Иван. Фессалиец, приложив руку к глазам, посмотрел в даль.

— А… — протянул он. — Полуфаланга второй илы. Пошли на Александрию Арианскую. А там, глядишь, и домой…

— Домой… — эхом отозвался Иван.

— Ну да, — подтвердил фессалиец. — А как же еще?

Иван посмотрел в сторону двойной скалы. Вот ведь падаль, подумал он, ох, сдается мне, не в Берлине твой дом, совсем не в Берлине…

— А что это за два столба там торчат? — спросил он вслух.

— Где?

— Да вот там, на горизонте… фессалиец посмотрел в указанную сторону. Ответил он не сразу.

— Понимаешь, — произнес он наконец задумчиво, даже как бы нехотя, — эти столбы вообще-то находятся на крайнем Западе…

— Геракловы, что ли? — догадался Иван. — Но откуда…

— Нет, не Геракловы, — отмахнулся фессалиец. — Эти еще дальше. Стоят себе и никому не мешают. Пес с ними. Но вот какая странная и неприятная штука… Еще давно, когда мы были между Тигром и Евфратом, кто-то из тамошних магов напророчил Александру, что эти столбы обрушатся через девяносто дней после его смерти, погибнет масса народу, и нам придется начинать все сначала.

— Во как, — удивился Иван. — А чего начинать-то?

— Не знаю, — с легкой досадой ответил фессалиец. — Остается надеяться, что божественный Александр будет жить… скажем так, достаточно долго.

— Н-да, — неопределенно протянул Иван. — Если бы знать…

Фессалиец пожал плечами.

— А чего знать-то? — явно передразнивая Ивана, сказал он. — Хочешь, сам у царя и спроси, если тебя это так интересует. Царь, кстати, давно тебя ждет.

— Где? — Иван весь подобрался.

Фессалиец усмехнулся и посмотрел Ивану за спину.

Иван круто обернулся.

Там, совсем рядом, на том самом месте, где половину вечности назад сначала громоздилась пирамида, а потом рос Довищный кровавый курган, теперь стоял огромный, метров пять высотой, трон. Он был из золота, то есть весь, целиком: отблески давно погасшего огня пробегали по красноватым гривам грозно оскаливших пасти львов, чьи вытянувшиеся в прыжке фигуры служили подлокотниками, гуляли по массивной спинке трона, сбегая к его подножию, терялись, затухая, в напитанном кровью песке.

На этом троне сидел некто в человеческом обличье. Он был облачен в роскошные ниспадающие одежды, судя по всему, сотканные тоже из золота, точнее, из золотых нитей:

Иван некстати подумал, что весили они, должно быть, немало. А вот украшений некто совсем не имел — единственное, что заметил Иван, так это висевший на шее у человека тусклый металлический предмет странной формы с черным камнем посередине. Голова сидевшего на троне была непокрыта, а непривычного вида двурогий шлем почему-то лежал у него на коленях.

Это был Александр.

Иван невольно оглянулся по сторонам. Кругом было совершенно пустынно — только он сам, фессалиец да божественный полководец на златом сиденье. Песок, серо-стальное небо и две скалы на далеком горизонте.

Александр задумчиво смотрел на Ивана. Ни любопытства не было в его взгляде, ни особого интереса — одна лишь безмерная, нечеловеческая усталость.

— Что ж, подойди поближе, воин, — заговорил полководец голосом настолько низким, глубоким, мощным и каким-то древним, что Иван даже слегка вздрогнул — голос этот Александру, который выглядел вполне на свои тридцать с небольшим, совершенно не подходил.

Поколебавшись секунду, Иван зачем-то оглянулся на фессалийца- тот стоял чуть сзади и безучастно смотрел куда-то в сторону — и приблизился почти вплотную к трону.

Александр чуть усмехнулся и подпер рукою голову, пристально глядя на Ивана. В его взоре замерцал огонек слабого интереса.

— Я слышал, ты геройски бился при Гавгамелах, — произнес он. — Да, тогда мы все победили.

Произнеся эту несколько загадочную фразу, полководец жестом подозвал фессалийца и, когда тот подошел, небрежно отдал ему шлем — с таким видом, будто двурогий головной убор ему смертельно надоел. Фессалиец очень медленно и осторожно положил шлем у подножия трона и так же медленно снова отступил.

— Что ж, — снова заговорил Александр, — я вижу, что ты оказался счастливее, чем я. Ты не изменил своему долгу, не обманул ничьих ожиданий и не пережил крушения своих надежд. Впрочем, и сделок, недостойных настоящего воина, ты тоже не заключал… Нельзя быть ненасытным в своей жестокости, нельзя ставить цель вообще и быть неразборчивым в средствах к тому же… слишком дорого приходится платить за это… Кстати, о сделках, — совершенно неожиданно усмехнулся он. — Я знаю, что ты здесь ищешь, воин. Отдай мне меч Востока, и ты получишь то, за чем пришел.

Иван поначалу остолбенел, но быстро с собой справился.

— Какой меч? — спокойно произнес он. Александр снова едва заметно усмехнулся.

— Не старайся казаться глупее, чем ты есть, воин. Клинок, который тебе передали и которым ты уже воспользовался — его называют мечом Веретрагны, воинственного бога, которого весьма почитают в этих краях, в том числе и в Харахваити, прекрасной стране, чей бич — закапывание трупов в землю. Теперь он тебе уже не нужен, а я… это, пожалуй, единственное, что я могу еще сделать… что могу оставить после себя — передать тому, кому клинок необходим. Не забывай, — голос македонского царя внезапно пошел по пустыне страшноватым эхом, — что я все еще сын бога!

Иван почувствовал, что по его телу побежали мурашки. Александр тем временем снял с шеи свой талисман. Иван будто зачарованный смотрел, как в сердцевине темной железяки мрачным огнем разгорался черный камень.

Внезапно он понял, что поступает совершенно правильно. Эта пустыня, этот тяжеловесный трон, божественный полководец со взглядом человека за порогом бытия, стальное небо, синий воздух и желтый песок — все это уже было в прошлом, все случилось и произошло, а теперь надо идти дальше, и снова продираться сквозь ткань времен и расстояний, и снова убивать и быть убитым — чтобы сделать то, что совершить необходимо, и вернуться к тому, чего, возможно, никогда уже не будет… надо идти той единственной} дорогой, которая предназначена для него, и, уж во всяком случае, никуда с нее не сворачивать.