Томек и таинственное путешествие - Альфред Шклярский

ее, он стал искать вокруг какое-либо жилье. На берегу озера заметил старую юрту. В юрте он застал старика, погруженного в размышления.

— Мир твоему дому, брат, — сказал лама.

— Садись у очага и не побрезгуй моим скромным угощением, брат, — ответил старец.

Лама вскоре заметил, что хозяин слеп. Во время беседы старец сам сказал ему о своем увечье. Он считал, что ведет беседу с кем-то из своего народа, потому что ловкий посланник хана Жунь притворился ламой с востока, совершающим паломничество по монгольским святым местам. Он попросил у старца ремень, чтобы починить подпругу. Конечно, слепой сам не мог исполнить его просьбу и позволил ему поискать нужный ремень в юрте. Когда лама исправил подпругу, старик сказал:

— Ты счастлив, лама с востока, потому что ты можешь посетить великолепнейший храм, какого никогда не видели и не имели пастухи из царства Жунь! Они не смогут построить храм в своей долине. Волны неизвестного им подземного моря разрушают стены. Если они узнают эту тайну, подземное море уйдет из царства Жунь и зальет наши пастбища. Тогда все мы погибнем!

Лама догадался, что перед ним сидит мудрец, которого он так долго и напрасно искал. А старец, все еще принимая ламу за представителя своего народа, потребовал, чтобы тот не выдал его тайны никому из западных лам. Тогда отважный лама воскликнул:

— Беги, несчастный старик! Подземное море скоро зальет твою страну, потому что я лама из царства Жунь!

Воскликнув это, он вскочил в седло и помчался к своим, а бессильный слепой старик сходил с ума от отчаяния. Вскоре в юрту вернулся его сын. Громко рыдая, старец приказал ему погнаться за чужим ламой, который поехал на запад.

— Догони его и убей! Он украл у меня тайну, — кричал старец.

На одном из монгольских наречий слова «тайна» и «ремень» звучат почти одинаково, а рыдающий старец произносил это слово очень неясно. Поэтому сын неправильно его понял. Испуганный тем, что отец приказывает ему убить чужого ламу за столь незначительную вину, он стал просить старца опомниться.

— Я заклинаю тебя, сын, немедленно догони его и убей, если не хочешь, чтобы все мы погибли! — крикнул отец.

Что же делать в таком случае? Сын не хотел опечалить старого отца, поэтому вскочил в седло и в тот же день догнал ламу. Поприветствовав его надлежащим образом, он сказал:

— Ты сегодня был гостем моего отца и, по его словам, взял наш ремень. Прости меня, что я задерживаю тебя по такому незначительному поводу, но я выполняю волю отца, который приказал мне убить тебя за этот ремень. Отец мой был очень разгневан и не отдавал себе отчета в том, что говорит. Поэтому я прошу тебя вернуть мне ремень, чтобы я мог исполнить его желание, не проливая крови.

— Этот ремень мне твой отец подарил, но, если он требует возврата, я обязан выполнить его волю, — ответил лама из царства Жунь. — Стариков следует почитать и нельзя их обижать. Вот твой ремень!

Молодой человек во весь опор поскакал к отцу. У юрты он увидел соседей, привлеченных плачем отца, поэтому сразу же вернул ему ремень, полученный от ламы.

— Исполнил ли ты мое приказание? — нетерпеливо спросил старик.

— Я же не мог убить ламу! Ведь он ничего плохого нам не сделал, — ответил сын. — Я только отобрал у него ремень, о котором ты говорил.

— О горе нам! Ламы с запада победили! Видно, такова воля богов, — печально ответствовал старик. — Я говорил, что он украл у меня тайну, а ты понял что — ремень. Уходите отсюда все! Вскоре море зальет всю нашу страну!

Предсказание святого старца исполнилось уже на следующий день. Подземные громы потрясли всю землю. Вода озера вышла из берегов и поглотила святого мудреца, его сына и многих-многих других.

А лама вернулся к своему властелину. Он успокоил лам и пастухов, испуганных землетрясением. Когда он им поведал о тайне, которую узнал, пастухи принялись за строительство нового великолепного храма, вокруг которого вскоре вырос город, столица царства Жунь[60].

* * *

Перед тем как попрощаться, лама вручил Смуге мешочек со снадобьями и велел принимать их в течение трех ближайших дней. Потом он показал гостям весь монастырь и даже позволил заглянуть в обширный зал, где юноши с бритыми головами, по виду напоминающие взрослых лам, сидели, склонившись над столиками. Одни изучали трудное дело иероглифического письма тушью, другие учились рисовать изображения богов на толстой бумаге. Это были шаби, или послушники. Они вежливо приветствовали путешественников и вернулись к прерванным занятиям. По рассказу ламы, шаби начинали послушание на девятом году жизни. Многие годы они изучали тибетский язык, чтобы еще и писать на нем; для этого им приходилось выучить огромное число различных знаков и уметь писать их тушью с помощью кисточки. В буддийской религии тибетский язык является языком богослужений, подобно латыни у католиков. Благодаря этому, несмотря на наличие государственных границ, общий ритуальный язык объединял все монгольские племена Азии. Юные послушники усердно рисовали изображения богов, работали в монастырском хозяйстве. Выполняли всякие поручения, изготовляли молитвенные мельницы, которые ламы продавали благочестивым паломникам во время больших религиозных праздников.

Спустя определенное время послушники становились учениками, получая несколько более высокую степень посвящения. Они читали религиозные тексты, принимали участие в торжественных богослужениях, учились играть на священных инструментах и танцевать священные танцы. Много времени посвящали они тайнам тибетской медицины, знакомству с целебными растениями и изготовлению из них лекарств. Только после многих лет обучения их принимали в число лам.

Звероловы с интересом выслушали рассказ настоятеля монастыря, обошли все помещения храма и в конце пути очутились у его ворот. Там, в тарантасе, их уже ждал Батуев. После церемониального прощания старый лама долго стоял на пороге монастыря, вращая молитвенную мельницу до тех пор, пока путешественники не исчезли за горизонтом.

XIII

Сибирский легион свободных поляков

В лесной лощине, окруженной цепью не очень высоких, пологих холмов, раздавался стук топоров и грохот падающих деревьев. Вдоль только что построенной железнодорожной линии суетились рабочие. Одни отесывали стволы и разрезали их пилами на шпалы определенного размера, другие на тачках возили щебень, на который укладывали шпалы и рельсы. Железнодорожный путь медленно вгрызался в девственную тайгу.

Среди толпы бородатых сибирских крестьян, одетых в старые полушубки и обутых в лыковые лапти, виднелась группа рабочих в одинаковых изношенных серых кафтанах, холщовых штанах и рубахах. Это были каторжники, то есть люди, приговоренные